Всё изменится завтра

— Что с тобой происходит! Как корова на льду, соберись уже! Тяни носок, выше, четче. Что ты как курица на насесте? — громкий крик, закладывающий уши. Эмоции на пределе.

— Черт, — остановилась, переводя дух.

— Что ты встала, En avant, пошла нога. Молодец! — Удар в ладоши.

Пульсация. Жгучая боль в содранных коленях, отвратительное ощущение. Боль, сквозь слезы, чтобы парить. Чтобы жить. Легкое движение руки, от бедра, скольжение тыльной стороны ладони по лицу, выходящее в прямой локоть. Прыжок, продвижение за стремящейся вперед ногой…

На грани, каждый поворот, шорох, все через призму чертовых мыслей… Мыслей о победе, силе духа… выстреле. С детства вариться в этих рассуждениях, с детства закаляет себя, через боль, слезы. Каждый шаг — это уже победа. Каждый промах, даже самый мелкий, дикое, бешеное поражение. Не просто проигранная битва — целая война. Бессонные ночи, изнуряющие тренировки, натруженные мышцы, не желающие работать. А работать надо, ради себя, ради цели, ради будущего. Раскатистый выстрел. Падение. Вставшие в глазах слезы. Поворот, прямая нога. Плие… падение. Невозможно.

— Соберись! Это грация? Это смерть! Бездарь, ты бездарь, — порождающий тошноту крик. Горечь на закусанных губах.

Набраться сил. Чуть-чуть. Собраться. Руки в кулаки и вновь — в бой. С открытым сердцем, душой. И все по кругу. День-ночь, не важно. Не имеет смысла. Есть только она и танец. Боли нет, как и усталости.

Только работа. Вперед, для себя. Ради себя. До полного истощения.

— Плохо Вера, о чем ты думаешь? Техника отвратительна… с такими темпами ты районный конкурс не потянешь, не то что всероссийский.

— Алла Николаевна, я соберусь, дайте мне минуту, я обещаю, — с надеждой в голосе.

— Иди домой. Сегодня ты уже показала все, на что способна.

Громкие шаги, они пятикратно отдаются в ушах. Прижимается спиной к зеркалу, подтягивая колени к себе, упирается в них лбом. Опять поражение. Опять эта боль, потерянность…

Апрель…

Вечерело.

Выкрутив руль. Мужчина свернул на подъездную дорожку огромного четырехэтажного особняка, светящегося, словно новогодняя елка.

Пальцы ввели код безопасности, а мозг снова колыхнулся от Алмазовской паранойи и безумного желания себя обезопасить. Но ведь если кому-то сильно понадобится лишить его жизни, он не побрезгует скинуть на дом бомбу и дело с концом. По крайне мере, сам бы Артем сделал именно так, ввиду отсутствия других вариантов. Думал так и сам удивлялся, насколько обыденной стала его жестокость. Правда, его враги, как и он сам, привыкли тихо-мирно копошиться в кустах, поджидая лучшего момента, чтобы укусить.

— Артемий, — Олег Эдуардович обнял племянника, встречая того в гостиной, — давно не заходил. Я уже начал забывать, как ты выглядишь.

— Дел куча.

— Понимаю. Идем за стол, Лариса ужин приготовила.

Отпив из бокала минеральной воды, мужчина остановил пристальный взгляд на Алмазовской жене. Рыжеволосая, худая, на пять лет старше его самого. Банально и пошло — вот все, что приходило в голову. Глупая, но расчетливая, она появилась так неожиданно, впрочем, также неожиданно захомутала дядю, успев при этом забеременеть. Не прошло и двух лет, как бывшая маникюрша, стала владелицей салона, и женой уважаемого господина Алмазова.

Хмыкнув, Артем поймал на себе слегка недовольный взгляд Олега, но с успехом тот проигнорировал. Он никогда не считал нужным относиться к Ларке с уважением — шлюха она и есть шлюха, только эта оказалась умнее других.

— Артем, ты даже не притронулся к еде, — Лара поджала губы, растерянно глядя на полную тарелку, — не вкусно?

«Боюсь отравиться», — крутилось на языке, но, не желая портить этот концерт, Старков лишь улыбнулся, сдержано покачав головой.

— Все прекрасно, аппетита нет.

Над столом повисла тишина.

— Ты хотел поговорить, — внимательно посмотрел на дядю.

— Хотел, — Олег поднялся из-за стола, — пошли в кабинет.

Старков по-хозяйски распахнул дверь Алмазовской обители, проходя внутрь.

— Груз нашел?

— Нет. Как в воду… — повертел в руках бронзовую статуэтку, до этого мирно покоившуюся на книжной полке.

— Я тут пробил по своим каналам. Знаю, — выставил ладонь, — ты не любишь, когда я помогаю, но я нашел ваш груз.

А вот и он, первый звоночек благотворительности и бескорыстной помощи. Артем никак не отреагировал. Только больше убедился в Золотаревской правоте.

— Даже спасибо не скажешь?

— Спасибо, — хлопнул ладонью по спинке кожаного креста.

— Ты не передумал? Я все еще надеюсь, что ты примешь верное решение.

— Я остаюсь при своем первоначальном мнении. Мне хватает того, что у меня есть.

— Не верю.

— Как хочешь, твое дело.

Конечно, Артем врал и хотел большего, большего, совершенно не зависящего от Алмазова. Он был искренне ему благодарен за свой старт. За возвращение к жизни, но дальше — их дорожки расходятся.

— Я всегда готов тебя поддержать, встать на твою сторону. Но играть по твоим правилам, ты не обессудь, не буду. Вырос.

— Ну, я и не настаиваю. Ты сам ездил на встречу с Золоторевым?

— Сам.

— Будь с ним осторожен. Он старой закалки и…

— И я справлюсь. Не первый раз, не первый год, — пропел Артем, убирая руки в карманы.