Всё, что у меня есть

Как только я кладу трубку, снова раздается звонок. Это Руар. Он так и заявляет: «Это Руар». Где-то внизу на улице невозможно долго и пронзительно сигналит автомобиль, я пытаюсь расслышать слова Руара. Он объясняет, что звонит из телефонной будки — тут, недалеко. Сначала он что-то говорит о том, что я «удивительная и непостижимая женщина».

— Ничего не слышно! — кричу я в трубку.

— Я тут обдумывал всю свою жизнь — год за годом, — продолжает Руар.

Я не слышу, что он произносит дальше.

Я обвожу взглядом коллег, сидящих за своими компьютерами, на их столах разложены рисунки, стоят кофейные чашки, степлеры и маленькие баночки со скрепками и резинками. Хейди и Ким, Габриэлла и Мартин. Внезапно в голове возникает вопрос — это что, те люди, которым до меня есть дело? Они смогут порадоваться за меня, поддержать или посочувствовать, когда все у меня полетит в тартарары?

— Я тут недалеко, ты должна выйти, раз я не могу зайти, — говорит Руар, и от его угрожающего тона по всему телу бегут мурашки, а поток тепла устремляется к низу живота.

— Спущусь через пять минут, — отвечаю я.

Я не вспоминала о нем почти три года. Я смотрю на строчки на экране компьютера, вижу части двух предложений: «вместе создать что-то важное» и «жизнь дает, жизнь забирает», и до меня доходит, что я не помню, о чем текст. Только не это, думаю я. Нет. Я представляю, как достаю из коробки один за другим винные бокалы и ставлю их в шкаф. Перед моими глазами разрозненные картинки — сестра Эйстейна, маникюрные ножницы, игрушечный трактор и книга о космонавтах, и другая — о динозаврах, и еще одна — о собаках. У Ульрика между пальцами и под ногтями на ногах всегда грязь. Понятие любви заключает в себе так много всего, что чувство свободного полета, невесомости постепенно уходит. Часто ли я ощущаю себя счастливой? Я не могу вспомнить, когда в последний раз мне хотелось близости с Эйстейном. Помню, после того, как мы вернулись от Вегарда и Элизабет, я стояла на коленях у кровати со стороны Эйстейна и пыталась его разбудить. Я тогда выпила немного лишнего и вела себя раскованно и напористо. А он здорово набрался, уснул и не подавал признаков жизни, и это последний эпизод из нашей интимной жизни, который я помню.

«Объединить силы для чего-то большего» — написано на листочке бумаги, лежащем рядом с клавиатурой компьютера, и еще несколько ключевых слов через тире: заинтересованность — сопричастность — развитие — безопасность, и еще — кричащими заглавными буквами: ЛЮБОВ. Без мягкого знака, я даже пишу это слово с ошибкой.

— Это копия, — Габриэлла вальяжным движением протягивает мне лист бумаги, и на ее левом запястье позвякивают блестящие браслеты. Меня раздражает ее блузка из почти прозрачного материала с плотным рисунком из маленьких матрешек, которые можно разглядеть только вблизи, а если подойти совсем близко, то можно увидеть и бюстгальтер, просвечивающий сквозь блузку. Ким любит подшучивать над беспорядком на моем столе: бумаги, скрепки, пустые сигаретные пачки. Какую еще копию сняла Габриэлла и какое это имеет ко мне отношение?

Снова звонит телефон, и я поднимаю трубку. Это Эйстейн.

— Второй претендент на квартиру поднял цену до шестисот тридцати, — говорит он, — цена установлена до трех часов. Будем поднимать до шестисот тридцати пяти? Или сделаем вид, что у нас куча денег, и скажем — шестьсот пятьдесят?

— А вторая квартира разве не лучше была? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Эйстейн, — это та самая, про которую мы решили, что она самая хорошая.

— Но и самая дорогая, — вздыхаю я.

— Ну, это мы еще потянем, — возражает Эйстейн. — Вегард говорит, сейчас самое время покупать, цены только растут. Я думаю, мы дойдем до шестисот пятидесяти и посмотрим, что будет. Это предел.

Я отвечаю, что пусть так, и оставляю решение за ним.

— Мне пора на урок, — говорит Эйстейн.

В зеркале уборной я вижу лицо молодой любовницы, которая не так уж и молода. Руар говорил что-то насчет моей яркости, но сейчас я не уверена, что он имел в виду — то ли что в моей внешности были яркие краски, то ли что я добавила красок в его жизнь. Какая удача, что я сегодня надела этот свитер и что всего лишь неделю назад побывала у парикмахера.

Спускаясь по лестнице, я вижу перед собой лицо Эйстейна. Оно словно проступает на каждом этаже на фоне белых стен. И расплывается в улыбке. Ульрик. Сопли, отпечатки жирных пальцев повсюду, трусики с пятнами. Мало-помалу появляется ощущение, что иногда между нами с Ульриком возникает привязанность и взаимное расположение, и тогда я чувствую огромную нежность, почти счастье. Это уже слишком. Тогда я останавливаю себя.