Всё, что у меня есть

А потом мы представили друг другу дочерей. Я нервничала. Я не знала, чего ожидать от Майкен. У нее выпали молочные зубы и выросли коренные, и внешность ее немного менялась каждый раз, когда она возвращалась после недели у Гейра. Я надеялась, что Гейр ничего не узнает о том, что мы уже познакомили девочек. Мы ели тако, играли в настольные игры, Майкен как-то уснула на матрасе в комнате Фрёйи. На завтрак обе девочки съели по тарелке кукурузных хлопьев с медом, Тронд Хенрик сделал себе бутерброды с ветчиной, я была в таком радостном возбуждении, что с трудом могла проглотить хоть что-нибудь, и съела только пару кусочков огурца. Тронд Хенрик сжал мою руку под столом, положив ее на свое бедро. Ночью у него было плохо с эрекцией, но теперь он пришел в форму. Как ни странно, неудачные ночи придавали нашим чувствам еще большую интенсивность, лишенная своего логичного завершения отчаянная страсть словно держала нас все время на гребне волны, так и не достигавшей берега.

Когда мы возвращались домой на трамвае, Майкен заговорила о Фрёйе.

— Она разговаривает как маленькая.

— Ну, она и есть маленькая, ей всего четыре года, — сказала я.

— И что, теперь, когда мы познакомились, мне придется с ней водиться? — спросила Майкен.

— А разве тебе не хочется?

— А ты видела, с чем она ела тако? — спросила Майкен. — Там были только рис и соус тако, и больше ничего.

— Да, я видела.

— Но что, если она не захочет водиться со мной?

— Но ведь ты старше, — возразила я.

— А это тут при чем? — поинтересовалась Майкен.

Однако тем же вечером она начала перебирать свои игрушки — вот эту можно отдать Фрёйе, и ту тоже, и еще вот эту.

Бобо выкладывает предварительный план по работе над проектом медицинского центра на юго-востоке. Юнатан говорит, что фотографии вообще не готовы.

— Очень трудно подобрать стиль, — говорит Бобо. — Я совершенно выбился из сил. Это должно быть написано так, чтобы было понятно и персоналу клиники, и чиновникам.

Бобо показывает мне список тех, у кого надо взять интервью.

— Я договорился более чем с половиной людей из моего списка, — поясняет он. — Это отняло довольно много времени. Остальное пусть на себя Хольгер возьмет; думаю, он справится. Ты выглядишь усталой, Моника. Все хорошо?

Я рассказываю Бобо про кур.

Он качает головой и улыбается.

— Это просто невероятно экзотично, — говорит он.

— Да, но поводов для волнений стало больше, чем я рассчитывала, — отвечаю я.

Лене входит в комнату без стука.

— Моника, — начинает она, — мы можем провести короткую встречу через десять минут? Надо взглянуть на твой текст.

— О, нет, — вздыхаю я. — Я не могу — я должна встретиться с Гейром за обедом, это очень важно. Это насчет Майкен.

Лене пристально смотрит на меня, задерживая взгляд чуть дольше, чем обычно, словно надеется, что я передумаю.

— Ладно. В час тогда?

— Полвторого, — торгуюсь я.

— Ну хорошо, — сдается она и выходит, и дверь мягко закрывается за ее спиной.

Юнатан закатывает глаза и передергивает плечами, но он не слишком убедителен, и у меня появляется чувство, что с текстом что-то не так. Что со мной что-то не так. Я отправляю сообщение Тронду Хенрику: «Иду на обед с Гейром, думай обо мне. Люблю тебя». Почти сразу же приходит ответ: «Вся эта возня ничего не значит. Я люблю тебя, приходи скорей домой».

Мы с Гейром встречаемся на площади Эгерторгет и находим кафе с большими витражными окнами. Все еще идет снег, улицы украшены к Рождеству, кругом горят свечи. Тучный молодой человек сидит и печатает что-то в ноутбуке одним пальцем. Официантка приносит нам меню, Гейр листает страницы, отстраненно интересуется моей жизнью.

— Ну и каково это — жить за городом?

Он разглядывает официантку сквозь стекла очков для чтения, которые, как мне кажется, придают ему странноватый вид и несколько старят, но добавляют незнакомого шарма и авторитета.

— Пай с сыром, — делает заказ Гейр. — А можно подать к нему хлеб и масло?

— Да, непременно, — отвечает официантка. Гейр кивает, смотрит в меню и медлит. Потом поднимает глаза на меня. — Я голоден.

Он переводит взгляд на официантку:

— Тогда мне пай. И вот эту воду — «Фаррис», только в зеленой бутылке.

— У нас есть только в синей, — произносит она.

— Хм, — на минуту он задумывается, но потом расплывается в улыбке, — тогда несите в синей, что делать.

Я киваю и улыбаюсь.

— Мне то же самое, — говорю я официантке.

У меня появляется знакомое собственническое чувство, когда я слышу, как он разговаривает с другими людьми, несколько высокомерно или покровительственно. Продавец в магазине, учитель Майкен, доставка продуктов — так он обычно говорит и по телефону, пока я стою разъяренная в коридоре его квартиры и жду, когда он отыщет зимнюю одежду Майкен. Так он может говорить даже с собственной сестрой, с Элизой, и Кристин, и официантками в кафе. Как-то он сказал: «Не знаю, любили ли мы вообще когда-нибудь друг друга».

Любили ли мы когда-нибудь друг друга? Если бы он не произнес этого, я была бы уверена в своей любви и могла бы рассказать ему о ней, но я не хотела неразделенной любви.

Да, возможно, мы никогда по-настоящему не любили друг друга.