Всяко-разно об искусствах

Джеймс Бонд — это олицетворение элегантности и умения жить красиво. Он всегда одет с иголочки, у него безупречные костюмы и смокинги, обувь, аксессуары, часы Омега или Ролекс, ездит на Астон Мартине. А может ли он себе это всё позволить? Если знать поднаготную жизни на Западе, то создаётся твёрдое убеждение, что он подворовывает из секретных фондов МИ6. Он ведь коммандер королевских ВМС, что соответствует капитану второго ранга или подполковнику. С учётом его выслуги лет, его зарплата около 100 тысяч фунтов. Эта зарплата облагается 40-процентным налогом. Остаётся на жизнь 60 тысяч фунтов в год, 5000 фунтов в месяц, это 6000 долларов по современному соотношению валют. А сколько стоит костюм от Тома Форда или Бриони? От 4500 тысяч долларов. Рубашки — по 600 долларов. Галстуки — по 250 долларов. Ботинки — от 1000 долларов. Пальто — от 5000 долларов. Смокинг — от 5500 долларов. Часы Ролекс Ойстер, самые простые — 6500 долларов, часы Омега — от 4000 долларов. Костюмов у Бонда много, он ходит по ресторанам и казино. Значит, либо он живет под мостом и доедает объедки в Макдональдсе, либо точно тырит бабло у британского налогоплательщика, который и так живёт с зубами на полке. Потому что снять квартиру в приличном месте Лондона, платить за коммуналку — это уже за пределами финансовых возможностей кавторанга королевских военных моряков. А Астон Мартин, разумеется, казённый. Кто ж такому нищеброду как Джеймс Бонд одобрит ссуду на автомобиль стоимостью 170 тысяч долларов? Лада Калина в экспортном исполнении — вот его посильный финансовый выбор. А что? Я всю Англию и Шотландию объездил на ВАЗ-2104 с правым рулём. Едет же.

На самом деле, реальный Джеймс Бонд одевался бы в вечные вещи малоизвестных брендов, у него было бы несколько костюмов, сшитых на Севил-роу по его личным размерам, и несколько пар обуви, тоже пошитой на заказ. Он же принадлежит к шотландскому дворянству, воспитывался в интернате, как и вся британская аристократия, и ориентировался бы исключительно на вкусы своего класса, который ориентируется исключительно на себя. Ездил бы на какой-нибудь помойке типа старого Vauxhall, и не комплексовал бы нисколько. Это никак бы не умаляло его достоинства как служилого человека и никак бы не сказывалось на отношении к нему более состоятельных собратьев по классу. Те, кто принадлежит к высшему классу, сразу отличает своих по манере говорить, по манере держаться и по вещам, которые носит на себе человек.

В мире моды и особенно среди потребителей моды есть линия водораздела между понятиями old money и new money, “старые деньги” и “новые деньги”. Если где эти люди и пересекаются, то только на благотворительных мероприятиях. Чтоб понять, как выглядят представители “старых денег” по обе стороны океана, можно глянуть на лукбуки брендов Hackett или Brook Brothers. Ничего вызывающего, все классическое, очень добротное, связанное иногда с такими видами физической активности как гребля на байдарках, конкур, поло, хождение на парусных яхтах. Этот стиль называется preppy, то есть стиль приготовительных частных школ, появившихся в Америке после второй мировой войны. В основе стиля “преппи” лежит британская традиция одевать учеников интернатов как взрослых состоявшихся людей. Я впервые увидел это, когда в 1980 году ко мне в класс определили очередного сына иностранного дипломата, который до этого ходил в школу Harrow, которую окончили и Уинстон Черчиль, и Бенедикт Камбербэтч. Он пришёл в соломенной канотье и в пиджаке с гербом, в полосатом галстуке. Нас до этого уже приучили ходить в галстуках; я был очень тщедушным и поэтому школьную форму мне пошили на заказ, поэтому я ходил с детства в костюмах, которые бы сейчас назвались bespoke, то есть сшитые точно по меркам. Парень сразу, с первого взгляда, оценил качество и стиль, которых я придерживался в силу возрастания в нежлобской обстановке, и мы с ним задружились, потому что принюхались и поняли — мы одной крови. Я тоже рос в совсем небедной среде, у дедушек и бабушек были деньги, а у родителей должности и положение в обществе, и было всё: лошадьми моя семья занималась на Московском ипподроме, на яхте под парусом мы ходили по Истринскому водохранилищу, на горных лыжах мы катались каждую зиму на Чегете и на Эльбрусе. Но! В советском мажорстве не было какого-то шика. Или это был советский шик. Всё равно отдавало колхозом, а не Аскотом и Санкт-Морицем. Чего-то не хватало, что я нашёл у западной публики в Москве. Для меня соприкосновение с западным дипломатическим миром в детстве стало очень знаковым. Тогда я не понимал, что это всё были очень состоятельные люди даже по западным меркам. Мы же жили не то что беднее, но в других измерениях и в других ценностных координатах. И в ином стиле. Я это быстро понял, как и то, что жить волшебно и купаться в шоколаде можно при любом политическом строе, если не лезть куда не надо и не разговаривать, когда не спрашивают.

Ой, ты чего такой серьёзный?