Всячина

Это когда она совсем маленькая была, не понимала. И покрасила волосы чернилами. Не все волосы — столько чернил не было. Вот тут спереди. И косичку одну. Папа смеялся. Мама ругалась и называла «сивкобуркой». Но теперь она не «сивкобурка»! Она нормальная девочка.

— Вылезай, подлый трус, — рассмеялась мама. — Иди уж сюда.

Она похлопала по своему колену и отложила какие-то футболки, которые только что разбирала.

— Слушай и запоминай. Те, кто живут с нами и вокруг нас — они на самом деле не друзья и не враги. Они — просто чужие. Поэтому надо всегда ожидать от них всякой вредности. Всегда ожидать и знать правила. А правила эти вывели еще наши предки. Того, кто за печью, надо кормить. Того, кто в бане — надо кормить. Того, кто под кроватью — вот не смейся, не смейся — тоже надо кормить.

— Я кормлю! — тут же вспомнила Зинка.

— Это твои-то яблочные огрызки — еда? Ты же там все высасываешь, до прозрачности, до самых косточек! Что же ему останется? Ему, который живет под твоей кроватью? Вот он тебя и пугает иногда. Потому что вредничает так. Голодный он просто.

— И что же? — хитро прищурилась Зинка. — Теперь в стиральную машину мои яблоки и конфеты кидать будем, что ли?

— Нет. Тот, кто живет в стиральной машине, не ест нашу пищу. Он ест, — мама оглянулась, как будто боялась, что ее кто-то подслушают, и щекотно выдохнула горячим шепотом прямо Зинке в ухо, — носки! Он всегда ест только наши носки!

Зинка хихикнула и потерла ухо.

— Щекотно!

— Вот ты хихикаешь, а вспомни лучше, как папа после стирки ищет свои носки. Ну, вспомни!

Зинка расхохоталась в голос. Потому что эта история с носками повторялась как минимум каждый понедельник, когда папа, который вставал раньше всех и на кухне поднимал вверх тяжелую гирю — Зинка ее ни разу не могла пошевелить — начинал искать носки. И если стирка была в воскресенье, обязательно получалось, что все носки перепутаны, да еще никак нельзя было найти пару.

— Вот! — страшным громким шепотом продолжала мама. — Это как раз тот, кто живет в стиральной машине, ест один носок. А остальные перепутывает, чтобы никто не заметил. Но мы, люди, все знаем и помним! Вот я всегда, даже когда стираю постельное белье, обязательно кладу хоть дырявые, хоть старые, хоть даже совсем чистые носки. И тогда он, из стиральной машины, ничего не путает и не портит. Тогда он ест. Понятно?

Зинка подумала, повспоминала, что вспомнилось, и кивнула. А потом еще вспомнила:

— А тот, кто живет в холодильнике?

— Ну, это совсем просто. Ты помнишь, я всегда кладу кусочек хлеба?

— Это же от запаха?

— Какой может быть запах от свежих продуктов в нашем совсем новом холодильнике? Сама подумай — откуда? Этот запах — вредность того, кто живет в холодильнике. Но он не ест наше, запакованное и завернутое. Ему хочется хлебца. И не свежего, горячего, а чуть подсохшего.

— Вот и Верка мне говорила, что сухой — полезнее!

— Что это еще за Веерка такая? Она — Вера. Она же твоя подруга?

Зинка пожала худыми плечиками. Ну, да, подруга. Так подруги всегда так и говорят — Верка и Зинка. И ничуть тут не обидно. Потому что — подруги.

— Но она права, это врачи даже говорят, что подсохший хлеб — полезнее. Вот и тот, который живет в холодильнике, любит именно чуть подсохший хлеб. И если успевать подкладывать, то никогда из холодильника не будет пахнуть. Ясно тебе, глупый мой ребенок?

— Я не глупый, — обиделась Зинка. — Я просто еще маленький.

— Ты, маленький ребенок, что мы делать теперь будем? Белье надо снова полоскать.

Зинка попыхтела, как маленький ежик, делая вид, что это вовсе не про нее. Но потом слезла с маминых колен и пошла к своему комоду в углу. Порылась там и достала красивый гольф в полоску. Красивый-прекрасивый. И очень яркий. Полоски были красные и зеленые. Только он был с дыркой во всю пятку.

— Вот, — сказала Зинка и шмыгнула носом. — Это очень хороший гольф. Только совсем дырявый.

— Господи, — всплеснула мама руками. — Где же ты его откопала? Ему же года три уже!

— Он красивый, — упрямо нахмурилась Зинка.

— Понятно, красивый. Ну, пойдем, дочка, поможешь маме.

Мама взяла белье и понесла в ванную. Там она набила все в стиральную машину, понажимала кнопки, попискивающие от каждого касания, а потом сказала:

— А теперь корми его, корми.

Зинка положила сверху свой гольф и закрыла дверцу машины. Мама проверила, защелкнулся ли замок, а потом пустила воду.

— Ну, что, пошли делать ужин?

— Нет, — мотнула головой Зинка. — Я потом.

— Ага, — хитро улыбнулась мама и тихонько вышла, прикрыв дверь.

А Зинка погладила белый гладкий пластик стиральной машины и зашептала куда-то туда, куда мама засыпала порошок:

— Ты прости меня, пожалуйста. Я же не знала, что ты голодный. У нас дома никто не должен быть голодным — я теперь всегда буду тебя кормить. Простишь, да?

В машине что-то громко заворочалось, и Зинка почему-то сразу поняла, что — все. Никаких обид. Все теперь будет хорошо. И пошла к маме на кухню, потому что уже пора было ужинать.