Вся жизнь - экспедиция

Свои распоряжения он отдавал, постоянно советуясь с опытными моряками, с уважением относясь к предложениям не только капитанов, но и механиков», и кочегаров, и палубных матросов. Жизнь учила изобретательности, на передний план в тех обстоятельствах выходила смекалка. В каютах появились сделанные из бочек камельки, они давали тепло, хотя и скудное. Свеч и керосиновых ламп было очень мало, и тогда умельцы-моряки смонтировали ветряк, дававший, пусть нерегулярно, электрический свет. Продуктов при норме 4500 калорий в сутки должно было хватить на год, при этом немалые надежды связывались с охотой на медведя (правда, сам Рудольф Лазаревич всю жизнь был активным ее противником).

Профессора одолевали не одни лишь повседневные бытовые заботы. Сейчас «Лагерь трех пароходов» дрейфовал в том же районе, в тех же широтах, где в 1893 году, за 40 с лишним лет до них, начинал свой дрейф нансеновский «Фрам», — значит, следовало воспользоваться возможностями их принудительного дрейфа, собрать побольше сведений о природе этой области Арктики, посмотреть, как изменились за полвека климат, режим течений, движение льдов и т. д.

Сам начальник зимовки с первого же дня экспедиции работал над составлением комплексной карты их маршрута, на которую наносил и координаты дрейфующего лагеря, и морские глубины, и скорости течений, и формы льдов, и сведения о погоде. Это была настоящая «объемная» географическая карта, имевшая немалую теоретическую и сугубо практическую ценность. И когда ручная медведица, обитавшая на «Садко», забралась в каюту Самойловича и разорвала ту карту в клочки, отчаяние Рудольфа Лазаревича было безгранично! Однако он тотчас же принялся за восстановление потери, а наказывать озорницу категорически запретил, заявив: «Она — полноправный член нашего коллектива, у нас же, как известно, нет телесных наказаний!»

Наблюдения шли в том же широком объеме, что и во время летнего активного плавания. Одно за другим следовали небольшие, но очень интересные открытия. Важные закономерности обнаружили гидробиологи, хотя научный мир осознал это лишь 10 лет спустя. Наблюдая за видовым разнообразием бентоса (то есть придонной фауны), исследователи убедились в том, что на дне Ледовитого океана непременно должна существовать какая-то преграда, не позволяющая смешиваться западным и восточным формам организмов. В 1938 году это предположение было высказано еще весьма робко, и это вполне понятно: кто мог тогда представить себе, что на океанском арктическом дне высятся гигантские горы, в том числе и вулканического происхождения! А после войны, когда продолжились планомерные исследования высоких широт, здесь были обнаружены подводный хребет Ломоносова, подводный вулканорий Гаккеля, подводное плато Менделеева…

Какой ценой давались им наблюдения? Об этом скупо говорят несколько строк из предварительного отчета руководителя группы гидробиологов, старинного товарища Самойловича еще по Новой Земле Григория Петровича Горбунова. Сдержанно пишет он в докладной на имя начальника экспедиции о том, что в результате острейшей нехватки керосина почти у всех его сотрудников непоправимо ухудшилось зрение, поскольку тончайшие лабораторные исследования приходится проводить в полумраке…

В той уникальной дрейфующей экспедиции занимались и наукой, и учебой. Научный штаб находился на «Садко», а на «Седове», где в навигацию 1937 года проходили практику студенты Гидрографического института, были организованы занятия по полной программе вуза. Расквартированные по трем судам ученые и студенты регулярно собирались на лекции и практические занятия, порой с немалыми трудностями преодолевая те несколько сот метров, которые разделяли их пароходы. Катастрофически не хватало бумаги, чернил, простых карандашей. Даже радиограммы записывали в целях экономии на этикетках от консервных банок!

По мере того как ледяное поле втягивалось в причудливый, не укладывавшийся в теорию дрейф, нарастали бытовые и моральные трудности. Каждый день уносил у людей силы, а когда придет избавление, не ведал никто.

Самойлович терпеливо отвечал недовольным. Не нужно искать виноватых, говорил он, всем сейчас одинаково тяжело. Однако мы вовсе не потерпевшие бедствие пассажиры — мы мореплаватели и исследователи, а поэтому обязаны жить по законам моря, по законам братства. И раз уж случилось, что мы застряли во льдах, нужно с наибольшей пользой и обязательно без потерь довести дело до конца. Нет никаких сомнений в том, что нам скоро помогут. Десять лет назад мы спасли итальянскую экспедицию, располагая одним-единственным самолетом на «Красине», теперь же к нам прилетит целая воздушная армада!