Всешутейший собор

…стал Булатом драть в лесу
на лапти лыки,
А дома запросто лучину им щепать;
То ветви у плетня, то сучья
обрубать
Или обтесывать тычины к огороду.
Ну так, что не прошло и году,
Как мой Булат в зубцах
и в ржавчине кругом.

Завершается басня словами укоризны в адрес незадачливого хозяина, так и не сумевшего распознать достоинств и талантов верного Булата:

В руках бы воина врагам я был
ужасен, —
Булат ответствует, – а здесь мой
дар напрасен;
Так, низким лишь трудом
я занят здесь в дому:
Но разве я свободен?
Нет, стыдно то не мне, а стыдно
лишь тому,
Кто не умел понять, к чему я годен.

В другой басне – «Конь» (не позднее 1835 года), которая также приписывалась И.А. Крылову (ныне она атрибутируется малоизвестному пермскому поэту Степану Маслову), наш генерал уподобляется прекрасному скакуну,

Какого
И в табунах степных не редкость
поискать.
Какая стать!
И рост, и красота, и сила!
Так щедро всем его природа
наградила…
Как он прекрасен был с наездником
в боях!
Как смело в пропасть шел
и выносил в горах.

И далее – прямой намек на нового царя, не сумевшего, в отличие от своего почившего в Бозе брата, оценить Ермолова по достоинству:

Но, с смертью седока, достался
Конь другому
Наезднику – да на беду плохому.
Тот приказал его в конюшню свесть
И там, на привязи, давать и пить,
и есть.

В заключение автор говорит о гордом, независимом нраве своего героя, чуждом раболепия и угодничества:

Есть Кони, уж от природы
Такой породы,
Скорей его убьешь,
Чем запряжешь!

Между тем царь пытался если не «запрячь», то всячески приручить популярного военного деятеля. В 1831 году во время личной аудиенции с генералом в Москве он намекнул ему о своем желании вновь видеть его на службе. Ермолову предложили «спокойную должность» в генерал-аудиторате (военном судебном ведомстве), на что тот категорично ответил: «Я не приму должности, которая возлагает на меня обязанности палача». Николай I не придумал ничего лучшего, как назначить Алексея Петровича членом Государственного Совета. Но и сей чисто декоративный пост был не по нему – в прошлом боевой генерал, он обычно подавал мнение «с большинством голосов», откровенно зевал, а подчас и вовсе манкировал своими обязанностями. В 1839 году Ермолов подал прошение об увольнении (якобы «до излечения болезни») от дел Государственного Совета. Это вызвало неудовольствие Николая I, но тем не менее он был «уволен в отпуск».

Алексей Петрович дожил до глубокой старости. Зиму он проводил в Москве, в собственном деревянном доме по Гагаринскому переулку, недалеко от Пречистенского бульвара, а лето – в подмосковном имении Осоргино. «Какая тишина после шумной жизни! Какое уединение после всегдашнего множества людей!» – записал Ермолов в своем дневнике. Посещавшие Осоргино друзья говорили, что его хозяин, подобно римскому императору Диоклектиану, получал неописуемое удовольствие от выращивания кочанов капусты. Но большую часть времени генерал проводил среди книг своей замечательной библиотеки, которую начал собирать еще с юности. В 1855 году он уступил это книжное собрание Московскому университету (оно и поныне хранится там). Вот что сообщал тогда он попечителю учебного округа В.И. Назимову: «Библиотека генерала Ермолова составлена из 7 тысяч томов (или несколько более) на французском языке и небольшой части русских и латинских; также собрания хороших топографических карт, не менее 180 экз. Книги хороших изданий и многие иллюстрированные, в числе их известнейшие живописные обозрения или путешествия значительной ценности, все довольно красиво переплетенные. Карты, подкленные в футлярах, и весьма много в листах». Библиотека особенно славилась изданиями по новой, и прежде всего военной, истории, а также политике, словесности, изящным искусствам и путешествиям.