Всешутейший собор

Современники сравнивали дом «шпыня» с дворцом легендарного Соломона – царя, который некогда собрал на пир весь народ. И в самом деле, дом Нарышкина был открыт с утра до вечера для всех, причем хозяин часто не знал даже имен гостей. И каждого он принимал с одинаковым радушием. Достаточно сказать, что на грандиозном празднестве, устроенном однажды в его роскошной мызе Левендаль, ужинали разом более 2000 человек. В Музее книги Российской государственной библиотеки (Москва) сохранилась редкая брошюра «Описание маскарада и других увеселений, бывших в Приморской мызе Льва Александровича Нарышкина даче, отстоящей от Санкт-Петербурга в 11 верстах по Петергофской дороге, 29 июля 1772 году». Здесь рассказывается и о возведении величественной колонны в честь побед российского оружия, и о божественных звуках труб, литавр и пастушьих свирелей, и о фейерверке и торжественной пальбе из пушек, и о разноцветье экзотических маскарадных костюмов и т. д. «Не можно совершенно описать удивления, радости и удовольствия, – говорится далее, – всех бывших тут гостей, которые приносили виновнику сих увеселений изустную благодарность». Рассказывали, что этот маскарад стоил Льву Александровичу 300 000 рублей – сумма по тем временам колоссальная.

Дом Нарышкина был в известном смысле представительским, ибо по желанию Екатерины его посещали и европейские монархи, в том числе прусский король Фридрих II, император Священной Римской империи Иосиф II и шведский король Густав III. В нем гостил и французский просветитель Д. Дидро. Двери его открывались и для калмыков и киргизов-кайсаков, приезжавших в Петербург на поклон к государыне. Вот как описывает такой прием очевидец: «За столом было для каждого родное, любимое его блюдо. По пестроте разнообразных одежд различных племен, казалось, видишь не обед, а какой-то волшебный съезд из “Тысячи и одной ночи”. Хозяин азиатских своих гостей осыпал приветами и ласками, шутил, смешил их, забавлял музыкой и плясками. А они, возвратясь восвояси, говорили своим друзьям и родным: “Какая царица! Какие у нее бояре!”» О Нарышкине говорили, что и в старости он держался прямо, одевался щегольски и никогда не казался усталым. Лев Александрович был счастлив в браке. Его жена, статс-дама Марина Осиповна Закревская (1741−1800), приходилась племянницей последнему гетману Малороссии К.Г. Разумовскому. Из их детей особенно прославился старший сын Александр Львович (1760−1826), унаследовавший от отца его неиссякаемое остроумие, меценатство и хлебосольство: обер-гофмаршал, обер-камергер, канцлер российских орденов, действительный тайный советник, он был в течение 20 лет главным директором Императорских театров. Его дом на Большой Морской, 31 также был открыт для широкой публики. Блестящие приемы устраивал и другой сын, Дмитрий Львович (1764−1838), который слыл одним из богатейших вельмож Екатерининской эпохи. Достойно похвалы, что в 1812 году он обязался выплачивать ежегодно 20 000 рублей на нужды правительства, пока неприятель будет находиться в России. В историю отечественной культуры вошла и их дочь Мария Львовна, воспетая Г.Р. Державиным в его оде «К Евтерпе» (1789). Замечательная красавица (за ней ухаживал сам светлейший князь Г.А. Потемкин), она играла на арфе, прекрасно пела и сама сочиняла музыку. Ее песням «По горам, по горам я ходила» и «Ах, на что ж было, ах, к чему ж было» суждено было стать народными. Многочисленные потомки нарышкинского рода своей неутомимой деятельностью составили славу Отечества и достойны нашей благодарной памяти.

Придворный проказник Дмитрий Кологривов

Эта старая, одетая в отрепья чухонка выказывала нрав буйный и склочный. И петербургские тротуары она мела с каким-то особым остервенением; стоило же ей завидеть какого-нибудь прилично одетого прохожего, она бросалась к нему и, – нет, не просила! – скандально требовала подаяния. И не дай бог отказать сварливой бабе: тогда та осыпала скрягу целым градом отборных ругательств, а то и грозно замахивалась на него метлой. А однажды у Казанского собора она затеяла нешуточную свару с нищими иноками, после чего была даже взята в участок. Там-то старуха сбросила свой маскарадный наряд, и перед стражами порядка предстал видный чиновник Коллегии иностранных дел Дмитрий Михайлович Кологривов (1779−1830), обожавший всякого рода розыгрыши и мистификации. Так что перед «чухонкой», оказавшейся родовитым дворянином, полицейские еще и извинились.