Читаем Всешутейший собор полностью

Впрочем, не все проделки шута были так безобидны. Бывший при дворе Екатерины француз Ш. де Линь записал: «Обер-шталмейстер, прекраснейший человек и величайший ребенок, пустил волчок, огромнее собственной его головы. Позабавив нас своим жужжанием и прыжками, волчок с ужасным свистом разлетелся на три или четыре куска, проскочил между государыней и мною, ранил двоих, сидевших рядом с нами, и ударился об голову принца Наусского, который два раза пускал себе кровь». Интересно, что в языке того времени «волчок» имел своим синонимом слово «кубарь». Литературовед В.А. Западов обратил внимание на глагол «кубарить» – словцо, введенное в литературный обиход самой Екатериной II. По ее разъяснению, это означает «мешкать на одном месте, не делая ничего, или слоняться без толку, когда предстоит дело». Показательна в этом отношении комедия княгини Е.Р. Дашковой «Тоисиоков, или Человек бесхарактерный» (1786), где, по мнению большинства исследователей, выведен Лев Нарышкин. «Что муженек-то, по-старому кубарит?» – говорит о Тоисиокове героиня вдова Решимова и называет его «болваном» и «пошлым дураком», «без царька в голове» и т. д.

Историк литературы П.Н. Берков полагает, что попытки развенчать «шпыня» предпринимались в печати и ранее, а именно в журнале «Адская почта, или Переписки Хромоногого беса с Кривым» (1769−1770), издаваемом Ф.А. Эминым. (Заметим в скобках, что П.Н. Берков любил выискивать у героев журнальных статей реальные исторические прототипы, хотя, как покажет впоследствии литературовед В.Д. Рак, подобные аллюзии не всегда правомерны, ибо в большинстве случаев материалы «Адской почты» являются переводом с французского.) По мнению Беркова, издатель Ф.А. Эмин вывел Нарышкина под именем Горбатыниуса, о котором, в частности, говорится: «У здешних господ он в великом почтении за то, что одного перед другим весьма живо представлять пересмехать умеет… Горбатыниус славнейший здесь сатирик и едва не умнейший человек… Он своими писульками и насмешками весьма счастлив».

Ученый процитировал отрывок из «Письма 103 от Хромоногого к Кривому», но все дело в том, что Горбатыниус упоминается в «Адской почте» и в «Письме 100 от Кривого к Хромоногому»: если в первом случае намек еще можно с грехом пополам отнести на его счет, то в последнем тексте тот же Горбатыниус представлен чванливым горбатым стариком, сватающимся к молоденькой девушке, что, понятно, к молодому женатому Нарышкину никакого отношения иметь не могло. Зато к нему прямо адресовались произведения императрицы на французском языке: комедия «L’Insouciant» и два юмористических очерка «Relation authentique d’un voyage ontre-mer, que sir Leon, grand’ecuyer aurait entrepris par ses amis» и «Leoniana ou faits et dits de sir Leon, grand’ecuyer, recueillis par ses amis».

Литературная деятельность самого Нарышкина (которую академик А.Н. Пыпин вообще поставил под сомнение) если и имела место, то заметного следа не оставила; не случайно в авторитетном «Словаре русских писателей XVIII века» сведения о нем отсутствуют.

Но имя Нарышкина называют в ряду известных меценатов того времени. Ф.В. Булгарин свидетельствует: «Литераторов, обративших на себя внимание публики, остряков, людей даровитых, отличных музыкантов, художников Лев Александрович Нарышкин сам отыскивал, чтобы украсить ими свое общество». Заслуживает самого серьезного внимания тот факт, что просветитель Н.И. Новиков посвятил ему одно из изданий своего знаменитого журнала «Трутень» (1770). В посвятительном письме издатель говорит о «великости [своего] искреннего почтения» к достоинствам обер-шталмейстера. Нарышкина воспевали в стихах П.М. Карабанов, Н.Е. Струйский, Д.И. Хвостов, Р. Чернявский. Впрочем, в отличие от древнеримского любителя искусств Мецената, Нарышкин покровительствовал не только служителям муз, а всем без разбора, в том числе и тем, кого в то время презрительно называли чернью. «Пред домом его на светлых праздничных неделях, – рассказывает Г.Р. Державин, – обыкновенно поставлялися народные качели, на которых весь день вертелся в воздухе народ, что он чрезвычайно любил и тем забавлялся, а если когда случалось, что приказано было от правительства в другом месте быть качелям, то он чрезвычайно огорчался… Хлебосольством своим Лев Александрович равно угощал и бедных и богатых» Державин нашел для определения Нарышкина очень точное русское слово – «хлебодар»:

Лев именем – звериный Царь;Ты родом богатырь, сын Барской;Ты сердцем – стольник, хлебодар;Ты должностью – конюшийЦарской;Твой дом утехой процветает,И всяк под тень его идет.
Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология