Всеобщая мифология. Часть II. Люди, бросавшие вызов богам

Дриопа и Иола были сестрами. Первая из них была женой Андремона, любима мужем, и была счастлива рождением первого ребенка. Однажды сестры шли по берегу реки, который постепенно спускался к краю воды, а на возвышенности рос мирт. Они хотели собирать цветы для венков на алтарь нимф, и Дриопа несла своего ребенка, прекрасную ношу, на груди и нянчила его на ходу. Около воды рос лотос, покрытый пурпурными цветами. Дриопа собрала некоторые из них и дала ребенку, и Иола тоже собиралась это сделать, как вдруг заметила кровь, капающую с места, где ее сестра сломила цветы со стебля. Растение оказалось ни чем иным, как нимфой Лотой, которая, убегая от низкого преследователя, превратилась в такую форму. Это они узнали от сельчан, когда было уже слишком поздно.

Когда Дриопа поняла, что сделала, то, пораженная ужасом, была бы рада поспешить с этого места, но обнаружила, что ее ноги приросли к земле. Она пыталась вытянуть их, но могла двигать только руками. Оцепенение прокрадывалась вверх, и постепенно окутывало ее тело. В муках она попыталась рвать на себе волосы, но обнаружила, что ее руки полны листьев. Ребенок почувствовал, что грудь матери начала твердеть, и молоко перестало течь. Иола смотрела на печальную участь своей сестры, но не могла помочь. Она обняла растущий ствол, как если бы могла остановить происходящее превращение и словно была бы рада сама покрыться такой же корой. В это время подошли Андремон, супруг Дриопы, и ее отец; когда они спросили о Дриопе, Иола показала им на новообразованный лотос. Долго они обнимали ствол еще теплого дерева и покрывали поцелуями его листья.

Теперь от Дриопы ничего не осталось, кроме лица. Ее слезы струились и падали на листья, и, пока могла, она говорила.

– Я не виновата. Я не заслужила такой судьбы. Я никого не обижала. Если я говорю неправду, пусть моя листва погибнет от засухи, в ствол сломается и сгорит. Возьмите ребенка и отдайте его няне. Пусть его часто приносят и нянчат под моими ветвями, пусть он играет в моей тени; и когда он станет достаточно взрослым для разговора, скажите, чтобы он назвал меня матерью и сказал с грустью: «Моя мать сокрыта под этой корой». Накажите ему быть осторожным на берегах реки, пусть он опасается собирать цветы, помня, что каждый куст, который он видит, может быть замаскированной богиней. Прощайте, дорогой супруг, и сестра, и отец. Если в вас остается немного любви ко мне, не давайте топору ранить меня и скоту кусать и рвать мои ветви. Так как я не могу наклониться к вам, поднимитесь и поцелуйте меня; и пока мои губы продолжают чувствовать, поднимите вверх ребенка, чтобы я могла поцеловать его. Больше я не могу говорить, потому что кора уже поднимается по моей шее и скоро закроет меня. Вам не нужно закрывать мне глаза – кора закроет их без вашей помощи».

Потом ее губы перестали двигаться, и жизнь угасла; но ветви еще некоторое время сохраняли живое тепло.

А ребенок ее стал богом Паном – творителем всего живого на земле. Китс в «Гимне Пану» упоминает Дриопу следующим образом:

Творитель звуков, что из-под земли
Доносятся на пустошах, вдали
Средь вересков лиловых угасая, –
Ты отворяешь двери, ужасая
Безмерным знаньем неземных пучин,
Дриопы славный сын,
Узри к тебе идущих без числа
С венками вкруг чела!

Кадм и Гармония

Как-то раз Юпитера угораздило влюбиться в Европу, дочь Агенора, царя Финикии. Однако, поскольку в своем истинном облике он показаться не мог, опасаясь ревнивой Юноны, он принял образ быка унес и унес с собой девушку в море. Разгневанный Агенор приказал своему сыну Кадму отправиться на поиски его сестры и без нее не возвращаться. Кадм искал свою сестру долго и забрёл в её поисках очень далеко, но нигде не смог найти ее. Не осмеливаясь возвратиться, не добившись успеха, он посоветовался с оракулом Аполлона, чтобы узнать в какой стране ему стоило бы должен поселиться, чтобы не привлекать внимания отца. Оракул сказал ему, что ему надо найти в поле корову и следовать за ней, куда бы она ни пошла, и там, где она остановится, должен построить город и назвать его Фивами. Едва Кадм покинул касталийскую пещеру, из которой вещал оракул, как увидел юную коровку, медленно шедшую перед ним. Он следовал прямо за ней, принося в то же время молитвы Фебу. Корова шла, пока не перешла мелкий канал Кефиса и не вышла на равнину Панопе. Здесь она смирно остановилась и, подняв свою широкую морду к небу, наполнила воздух мычанием. Кадм принес благодарения и, склонившись вниз, поцеловал чужую землю; потом, подняв глаза, приветствовал окружающие горы.