Всемогущий атом

— Значит, Воля решила, что вы падете под нашим ударом, как бы в наказание, а? Но если Воля всемогуща, тогда именно она и заставила вас совершить грех в отношении наших предков и сделала наказание неизбежным.

А? Воля сама с собой играет? Видите, как трудно поверить в божественную силу, которая определяет все события? Где тот элемент выбора, который придает страданию смысл? Сначала заставить вас совершить грех, а затем потребовать от вас перенести поражение как искупление — все это пустое для меня. Извините за кощунство.

— Вы ошибаетесь, — поправил Хирург. — Все что произошло на этой планете — это процесс морального наставления. Воля не определяет малое или великое событие — она дает сырой материал событий, а также возможность выбирать то, что мы желаем.

— Например?

— Воля дала землянам способности и знания. Во время Первого Цикла мы поднялись из состояния дикости за короткое время. В течение Второго Цикла достигли высочайших вершин. И когда достигли этих вершин, нас поразила гордыня и мы стали превышать дозволенное. Мы брали в неволю разумных существ с других планет на предмет «исследований», а на самом деле это было наше нахальное желание развлекаться. Затем начали глупые эксперименты с климатом, пока океаны не соединились, а континенты не погрузились в воду и наша старая цивилизация была уничтожена. Так Воля указала нам на границы наших амбиций.

— Мне еще больше не нравится эта темная философия, — заявил Землетребователь Девятнадцатый, — я…

— Позвольте, я закончу, — оборвал его Хирург. — Гибель Земли периода Второго Цикла была нашим наказанием, а поражение Земли Третьего Цикла от вас, людей с других звезд, — это завершение прежнего наказания и, кроме того начало новой фазы. Вы — инструмент нашего искупления. Унижения, которые принесло ваше завоевание, бросили нас на самое дно канавы. Теперь мы возрождаем наши души, пытаемся выбраться из этих напастей.

Я с удивлением глядел на Хирурга, который в словах выразил мысли, которые наполняли меня всю дорогу к Ерслему — мысли об искуплении, личном и всеобщем. Раньше я мало обращал внимания на Хирурга.

— Позвольте мне высказаться, — внезапно вмешался в беседу Берналт.

Это были его первые слова за несколько часов.

Мы поглядели на него. На щеках у него сверкали пигментные полоски, говорившие о его возбуждении.

Кивнув Хирургу, он сказал:

— Мой друг, говоря об искуплении, ты имеешь в виду всех землян? Или только тех, кто объединен в гильдии?

— Всех землян, конечно, — ответил Хирург мягко. — Разве не все мы в одинаковой степени завоеваны?

— Но мы отличаемся другим. Какое искупление может получить планета, где миллионы людей вне гильдии? Я говорю о своем народе, естественно. Свой грех мы совершили давным-давно, когда думали, что сражались против тех, кто сделал нас чудовищами. Мы пытались забрать у вас Ерслем и за это были наказаны, и наказание длилось тысячу лет. Но мы все еще отверженные, не так ли? Где же было ваше искупление? Вы, которые состоите в гильдиях, вы считаете, что очистились этими последними страданиями, а вы и сейчас нас презираете.

Хирург смотрел на него с ужасом.

— Ты не думаешь, о чем говоришь, Берналт. Я знаю, что Измененные имеют зуб на нас. Но ты, как и я, знаешь, что время вашего освобождения близко. В ближайшем будущем. Ни один землянин не будет презирать вас, и вы будете рядом с нами, когда мы получим свободу.

Берналт уставился в пол.

— Прости меня, друг. Конечно, конечно, ты говоришь правду. Я высказался необдуманно и глупо. Все из-за жары и вина.

Землетребователь Девятнадцатый произнес:

— Вы хотите сказать, организуется движение сопротивления и вы нас изгоните с этой планеты?

— Я говорю абстрактно, — уклонился Хирург.

— А я считаю, что ваше движение сопротивления тоже будет абстрактным, — небрежно ответил завоеватель. — Извини меня, но у планеты, которую можно завоевать за одну ночь, мало сил. Мы надеемся, что наша оккупация Земли будет долгой и мы не встретим сильного сопротивления. За те месяцы, что мы здесь, враждебность к нам не увеличивается. Совсем наоборот — нас принимают все лучше и лучше.

— Это часть процесса, — возразил ему Хирург. — А как поэт вы должны понимать, что слова имеют разный смысл. Нам нет нужды отбрасывать наших чужеземных хозяев, чтобы освободиться от них. Это звучит для вас достаточно поэтично?

— Замечательно, — ответил Землетребователь Девятнадцатый, вставая. — А теперь пойдемте ужинать.

7

К этому вопросу возвращаться было невозможно. За обеденным столом тяжело поддержать философскую дискуссию. Да и нашему хозяину был неприятен этот анализ судеб землян. Он быстро выяснил, что Олмейн в прошлом была Летописцем, до того, как стать Пилигримом, и начал обращаться к ней, расспрашивая о нашей истории и ранней поэзии. Как и у большинства завоевателей, у него было неуемное любопытство по поводу нашего прошлого.