Прикинули, осмотрелись. Справа от леса — поросший низкорослыми соснами язычок, а от него в трясину — кочка за кочкой, будто шел кто по болоту и терял их из кармана. Не там ли ключ к запретному месту? Пошли обходом. Егор по привычке за топор взялся, делать затесы. Взмахнул раз, другой, а на третьем остановился и подозвал к себе товарищей. На дереве, которое он хотел рубануть, ясно выделялся сделанный кем-то затес.
Чуть дальше — другая отметина, потом еще. И так до самого мыска. За мыском — следы. По кочкам, к острову.
— Настоящая тропа, братишки…
— Тропа и есть. Собрались скакуна оседлать, а он уж оседлан…
Остановились. Вонюче задымили собачьими ножками. Смотрели то на болото, то на проложенную через него тропу. В черном тесте следы кожаных чирков отпечатывались ясно. Видны были даже заплаты на пятках. В просветах между сосен беззвучно плавала паутина, а над Черной Гривой сломанным крылом висело белое облако. В глубине трясины звонко трубили невидимые гуси.
— Кто? — Егор вдавил ногой в землю докуренную папиросу и пытливо посмотрел на остров.
— Может Селиван с Никишкой, — отозвался Федорка.
— Сказал! Селиван с Никишкой на Гриву ходили, когда ты еще на пузе полозил.
— Да они назад и не шли, а вот этот шел с острова, — заметил Петрован, показывая на один из следов.
— Да, — протянул Егор, — тропа много хоженая.
Хлябина зачмокала, словно перестоявшееся тесто, но тропа была проложена с большим толком. Цепляясь за мшистые бугорки, она смело лезла в болото. Неизвестно, кто прошел тут первым, — человек или зверь. Следы охотничьих чирков продавливались острыми копытами сохатых, а в одном месте поставил свои печати медведь. Иногда мшистая почва зыбилась, как люлька, и из нее выползала черная жидкая тина. Остров нарастал, выпячиваясь над болотом косматой шапкой сосны и кедровника. А когда окаменевшее ухо легендарного скакуна, коснувшись острым краем солнца, разодрало огненный шар пополам, трясина чавкнула под ногами в последний раз. Следопыты ступили на твердую почву.
— Ну, Черная Грива, принимай нежданных гостей, — насмешливо сказал Федорка.
— Она-то не ждала, а вот он наверное ждал… Ишь как кланяется, — проговорил Егор, показывая рукой вперед.
Там на гибкой лозине, колеблемой ветром, раскачивался из стороны в сторону какой-то круглый белый предмет. Это был человеческий череп. Мигая охотникам черными глазницами, он предостерегающе и жутко скалил на них белые зубы…
Ночь упала как-то сразу. Когда остановились на полянке, макушки елей еще цвели багрянцем, а пока собирали хворост да налаживали костер, стало так темно, что нельзя было видеть на расстоянии протянутой руки. Свистя крыльями, в темной вышине пролетели какие-то птицы.
— А все-таки если бы этого человека сломал медведь, ружье было бы тут, — задумчиво говорил Федорка, следя за улетавшими вверх искрами. — Ложе могло сгнить, а ствол должен остаться.
Он говорил о той груде полуистлевших костей, которую они нашли на острове. В них как раз недоставало черепа.
— Может тот и подобрал, кто повесил на лозину череп. А может мы и не нашли, — заметил Петрован.
— А про зверя забыли? — проговорил Егор. — Он тоже на это мастер. Помните Сеньку Хромого? Его медведь сломал в Зайчихиной пади, а ружье нашли потом у Чадобца, под валежником…
В чаще что-то затрещало. Собаки заворчали и бросились в темноту. Люди насторожились. Заливистый лай разорвал тишину, но через минуту собаки вернулись. Какой-то неясный звук донесся еще из леса, а затем снова все стихло.
— Хозяин…
— Он шатается. Хотел верно погреться у огонька.
— А может и потушить, — улыбнулся Петрован, поправляя дрова.
— Как потушить?
— А как было с Капитоном? Сидел вот также у костра, а медведь и припер вплотную. Постоял, посмотрел, а потом пошел к речке. Окунулся в воде, потом вернулся и давай у огня отряхаться. Обсох и опять в воду. И так таскал на своей шубе воду до тех пор, пока не потушил костра…
В лесу опять что-то гукнуло или может просто так показалось. Спускаясь сверху, к костру тянулись мохнатые лапы елей. Вскипевший котелок задорно брызгался на огонь. Заварили вместо чая березовой чаги и, зачерпнув берестяными черпаками, стали пить. Вдруг Егор повернулся к Федорке и спросил:
— А где же твоя птица?
— Там, — улыбнувшись ткнул тот в темноту. — На дереве. Ремешком к сучку привязал.
— Ты хотя бы покормил ее, а то с голоду сдохнет.
Федорка поставил на землю недопитый черпачок и, поднявшись на ноги, исчез в темноте. Через минуту он вернулся, держа в руках молодого ястреба. Федорка любил возиться с живым зверьем и птицами. Дома у него по двору расхаживал журавль, а в избе под печкой жил заяц. Ястреба он подобрал на острове. У него было подбито кем-то крыло.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное