Всемирный следопыт, 1930 № 01

— Послушай. Да что же это такое? — хрипло выдавил он из себя. — Да этих подлецов сейчас же под ноготь! Разом пойдем к нашему комиссару, и он им пропишет такую ижицу…

Я прервал его бурную речь и начал доказывать, что пока никого в это дело посвящать нельзя.

— И не смотри на меня, — продолжал я, — как баран на новые ворота. Допустим, что комиссар мне поверит, несмотря на вымышленную историю с котлом, не подумает, что я из мести хочу оговорить капитана. Какой же толк отсюда выйдет? Ты не хуже меня знаешь комиссара. Он маску носить не может. У него что на уме, то и на языке. И получится, что мы наши карты раскроем, а их игры так и не узнаем. Разве мы знаем, например, где и как хотят утопить «Кронштадт»? Кто остальные участники этой гнусной игры? Ведь капитан говорил о четверых. Необходимы доказательства заговора. Нельзя же основываться только на подслушанном разговоре. Нужно добывать новые факты, узнать весь их план целиком.

Тем временем с разных сторон наша команда маленькими группами подтягивалась к стоянке. Вот показались рыболовы, а за ними и охотники, которых встретили оглушительным хохотом. Все они вернулись «пустыми», и у всех были дико расписанные кирпичными полосами лица.

Часом позже все сидели за «береговым» обедом и весело галдели, так как «дали рыбкам немного поплавать». Пошли разговоры, воспоминания, и кончили под вечер хоровыми песнями. Наконец пора было и на пароход отправляться. То ли стало тише к вечеру у рифов, то ли сказалось маленькое возлияние за обедом— только мы не пережили и половины прежних страхов, легко и быстро одолев тройной барьер.

VI. Удар весла.

Должны были сняться с якоря на следующее утро; утром ждали, что тронемся в полдень, но опять вышла какая-то заминка в машине. Команда тоскливо слонялась без дела; многие завалились спать. Прилег и я вздремнуть вместе с Чуриным. Мы занимали с ним одну из пустующих пассажирских кают. Но скоро раздался стук в дверь. Меня звали к капитану.

— Вы уже третьи сутки без дела слоняетесь, Ипатьев, — заявил он. — Так вот вам поручение. Я позабыл на берегу, у нашего привала свое ружье и судовой бинокль. Сегодня вечером мы снимаемся с якоря, и я поручил Трофимычу провести к берегу наш тузик. Он легко проскочит через рифы. Вот и отправляйтесь вместе с ним, да поскорее возвращайтесь.

Я с трудом подавил готовую показаться на лице тревогу и быстро пошел в свою каюту. Положил в карман браунинг, который казался в брюках простым портсигаром, и поделился с Чуриным своими подозрениями. Крепко пожал ему руку и убедительно просил ничего не предпринимать до моего возвращения.

Одного взгляда на боцмана было достаточно, чтобы обострить мою подозрительность. Его бледное лицо словно застыло в злобной судороге, а в красноватых воспаленных глазах пробегал какой-то дикий огонек. Я взялся за весла, а Трофимыч за руль. Минут десять я молча греб. Вдруг боцман порывисто встал, поднял крышку с кормового ящика, вытащил оттуда бутылку рома и опрокинул ее кверху донышком. «Да Трофимыч просто нализался», — подумал я с облегчением. Однако он мог хлебнуть и для храбрости, чтобы на что-то решиться в нужный момент. Надо держать ухо востро, чтобы не попасть впросак.

Невольно загляделся я на изжеванное бурею судно.

Не прошли мы и трети пути, как в воздухе потянула какая-то холодная струя, а через минуту я заметил легкую прозрачную дымку тумана, который начал расстилаться по бухте.

— Трофимыч, нам придется повернуть обратно, — сказал я. — В тумане мы обязательно напоремся на рифы.

— Да, в тумане не пройти, — послышался ответ. — Ставь-ка парус, чтобы поскорее добраться до парохода.

Я послушно встал, распутал фалы и только начал вставлять в гнездо мачту, как вдруг какой-то внутренний голос приказал мне быстро обернуться. За моей спиной с высоко поднятым веслом стоял боцман. Едва я подался в сторону, как со свистом опустилось направленное на мою голову весло. Удар пришелся по руке, и, хотя я успел ухватиться за весло, но силой удара был выброшен за борт. Грузно шлепнулся в воду, не выпуская весла. Когда же, задыхаясь, кашляя и протирая глаза, я вынырнул на поверхность, шлюпка, была уже в десяти шагах от меня. Одной рукой держась за весло, я отчаянно заработал другой, но ветер относил шлюпку, а боцман вставил в уключину другое весло и уже сделал несколько ударов.

Я умолял его не бросать меня на верную смерть, повернуть обратно шлюпку. В ответ слышалось только ровное чавкание весел, а когда он отплыл от меня шагов на тридцать, то перестал грести и вставил мачту, чтобы воспользоваться усилившимся ветром. Шлюпка медленно уходила в молочный туман. Некоторое время маячил темным пятном парус, затем скрылся и он.