Всемирный следопыт, 1929 № 04

Однако на два первых возражения можно ответить ссылкой на исключительную жизнеспособность и силу старика. Что же касается противоречий людской молвы, вполне понятных, когда речь идет о таких цифрах, то надо сказать, что самые упорные скептики, самые отчаянные спорщики признавали, что старику из Латы не меньше ста двадцати лет.

Несомненно, это изумительно старый человек. Точные свидетельства других стариков, которые всегда знали его как человека очень пожилого, убедили меня в том, что общепринятая цифра в сто сорок лет близка к истине. Впрочем, есть способы проверить это. Я сам за недостатком времени не в состоянии был выяснить этот вопрос с бесспорной точностью методическими расспросами старика, его родных, близких, соседей, собиранием воспоминаний, изучением его потомства и родни и просмотром архивов и документов. И я обратился к Научному обществу Абхазии с просьбой произвести это исследование. Надеюсь, что оно предпримет эту работу, которая представляет интерес национальный, научный и даже социальный. И я уверен, что это научное учреждение установит точную дату начала самого долгого пути, который когда-либо приходилось совершать человеку на земле.

• • •

ИЗ ВЕЛИКОЙ КНИГИ ПРИРОДЫ

Редакция «Всемирного Следопыта» обращается с просьбой к своим читателям, активно интересующихся природой, присылать в отдел «Из великой книги природы» заметки и статейки из их собственных (проверенных) наблюдений над миром животных и растений и жизнью земной коры, сопровождая их при случае фотоснимками, зарисовками или чертежами. За интересными явлениями в этой области вам вовсе не нужно обращаться непременно к иностранным журналам. В СССР достаточно своих чудес природы. Напечатанные заметки и статейки наших читателей (желательно размером не свыше ста строк) оплачиваются по 10 коп. строка.

МОСКОВСКИЙ ЗООПАРК ЗИМОЙ

Кричат и суетятся вороны над прудом. Взлетают и кружатся, садятся на деревья, спускаются на снег…

30 градусов ниже нуля. Во мгле морозного тумана пушатся инеем ветви деревьев, тускло играют обмерзшие прутья железных решоток. Холодная тишина кругом, и только звонки трамвая да карканье ворон нарушают ее.

Уткам холодно. Они лежат на снегу, попрятав лапки под перья — голая кожа ног не выдерживает такого мороза, и утка, подсунув лапки под теплые перья крыльев, не сидит, а лежит на снегу, припав к нему грудью и брюшком.

Молча налетела ворона на замершую на снегу утку, сразмаху ударила ее клювом. В общий крик слились кряканье и карканье, пестрой стайкой перемешались на снегу утки и вороны… На снегу — свиязь. Чуть заметная струйка пара на миг поднялась над пробитой острым клювом головой. Еще мгновенье, и кровяной сгусток застыл в красную ледышку.

Ворона — с добычей.

Корм, рассыпанный кругом, не привлекает уток — к нему нужно итти по снегу, нужно переступать лапками, а мороз… о, он тотчас же обжигает жгучим прикосновением нежную кожу!.. И, высунув на миг лапку, утка поспешно прячет ее назад. Голод не так мучителен, как холод.

— Кра-а-а… Крааа… — Воронья стайка спускается на заснеженный лед. Им, этим бойким и хищным птицам, не так уж страшен мороз: их лапки покрыты грубой и толстой кожей, у них нет тонких и таких чувствительных к холоду перепонок меж пальцами.

— Кра-а-а… — Вороны накидываются на утиный корм. Они бойко шагают меж отупело застывших на снегу уток, толкаются среди них, чувствуют себя господами положения. Утки замерли, они только косятся на ворон. Холодно…

Крик, и новая утка забилась на снегу, сшибленная резким ударом в голову. Еще удар, еще, еще… Новый кровавый сгусток на снегу, новая красная ледышка, новая струйка крови из разбитого черепа и новая добыча для ворон — свежее мясо. Оно скоро остынет, но пока оно горячо!. «Кра! Кра!»— дерутся вороны над уткой. Каждой хочется завладеть куском дымящегося мяса, оттащить аппетитную добычу в сторонку. А пока они дерутся, мясо стынет и стынет…

Тонким ледком затягиваются проруби утиного пруда. Все реже и реже разбивают его утиные лапки, неутомимо разгребавшие воду всего несколько дней назад.

И все же тридцатиградусный мороз не так страшен для уток. Не страшен, если он не затянется надолго. Неделю утки могут пожить и впроголодь, могут просидеть-пролежать неподвижными кучками перьев на снегу. Но затянись мороз недели на две на три, и уткам— смерть. Нельзя неделями сидеть на снегу с поджатыми лапками, ничего не есть и расходовать в то же время множество энергии на поддержание тепла в быстро остывающем теле.

Звонко взламываются льдинки, искрясь взлетают на воздух. В проруби показывается черная голова — это тюлень высунулся из воды. Ему не страшен мороз, его родина там, где и пятидесятиградусные морозы не редкость, и зверь бодро ныряет под лед, плавает там, в полузеленой мгле, и время от времени высовывается из прорубей подышать и посмотреть: «а все ли, мол, в порядке там, наверху?»