Всемирный следопыт, 1929 № 03

снаряженной Академией Наук

в помощь Л. А. Кулику^[22])

Рисунки худ. П. Староносова

IX. Фактория Ановар.

При слове «фактория» в вашем воображении, вероятно, рисуется ряд больших построек, магазины, склады, десятки служащих… Нет, в данном случае это нечто более скромное. Две маленьких бревенчатых избы, три покосившихся сарая, человек с цыганской бородой, именующийся заведующим, человек с подвязанной щекой, исполняющий хозяйственные обязанности, и маленькая женщина в огромнейших пимах, стряпающая обеды и ужины, — вот что носит название фактории Ановар.

Но эти подслеповатые избы и полуразвалившиеся сараи кажутся аванькам чем-то грандиозным. Я думаю, их впечатление, когда они приходят из своих лесов на факторию, примерно такое же, как у глубокого провинциала при виде Москвы. Сколько тут, в этих сараях, всякого добра! Мука, сахар, чай, порох, ружья, ситец, сукно. Много-много надо шкурок белки, лисицы и другого зверья, чтобы купить все это…

Все есть на фактории. Нет только той удивительной машинки, которая поет и говорит, как живой человек. Вы, конечно, догадываетесь, что речь идет о граммофоне. С ним аваньки познакомились, когда еще платили «люче» ясак, но воспоминание об этой машинке у них живо до сих пор, — до такой степени граммофон поразил их воображение.

История появления в этих дебрях граммофона не лишена интереса. Это лишний раз доказывает, какую изобретательность проявляли в недавнем прошлом купцы в способах обирания наивных людей тайги. Граммофон был завезен сюда купцом Харлашенком с целью привлечь в свою лавочку как можно больше покупателей и убить своих конкурентов. Эта цель была достигнута блестяще.

Весть о том, что на Катанге в лавочке купца Харлашенка спрятан в деревянном ящике поющий и говорящий «дух», скоро облетела тайгу, достигнув самых отдаленных чумов. Послушать этого удивительного «духа» устремились все тунгусы, прихватывая по пути добытую пушнину. Завидев выходящих из леса оленей, хитроумный купец выносил из лавочки граммофон и ставил его на табуретке у входа. Аваньки усаживались вокруг табуретки и часами слушали, как из ящика в блестящую трубу поет и говорит чудесный «дух».

_{Аваньки часами слушали, как из ящика в блестящую трубу поет и говорит чудесный «дух».}

— Ой, диво, диво! — качая головой, повторяли они свое любимое словечко во время перемены пластинок. — Люче самый первый мастер — гапка^[23])!..

Со времени появления в лавочке граммофона, несмотря на то, что цецы в ней по сравнению с другими поднялись чуть ли не вдвое, Харлашенок не жаловался на плохие дела, и его мешки всегда были туго набиты шкурками белок, горностая, а иногда и соболя.

Теперь, разумеется, на фактории нет поющего и говорящего духа, так как Госторгу, ведущему торговлю с тунгусами, незачем прибегать к таким способам рекламы. Советская власть преследует совсем иные цели. Граммофон сменили школы и больницы, о которых раньше тунгусы даже не слышали.

Еще дальше к северу, на Нижней Тунгуске недавно закончена постройкой Тунгусская Культбаза — учреждение, заключающее в себе прекрасно оборудованную больницу, школу для тунгусской молодежи и ветеринарный пункт для лечения оленей. Иногда на Культбазу приезжает кино-передвижка.

Любопытно, как встретили тунгусы «Великого Немого». Увидев на экране двигающихся людей, они так испугались, что бросились бежать из сарая, в котором был организован сеанс. Ведь это появились «духи»!.. Большого труда стоило уговорить наивных людей вернуться смотреть картину, но они до конца продолжали жаться к двери, готовые каждую минуту снова пуститься наутек.

По окончании сеанса со обыкновению качали головой и говорили:

— Люче большой шаман!.. Самый первый гапка!..

Фактория для обитателей сибирской тайги — то же, что оазис для кочевника африканской пустыни. Здесь тунгус получает в обмен на пушнину все, что необходимо для его несложной кочевой жизни. Многие пользуются кредитом, так как тунгус, для которого охота является единственным источником существования, бывает богат только по окончании охотничьего сезона. Тунгус удивительно честен, и если Госторгу приходится иногда списывать за кем-нибудь долг, как безнадежный, то вовсе не потому, что задолжавший тунгус не хочет платить или куда-то скрылся, а потому, что его постигла какая-нибудь беда. Ему просто нечем заплатить долга.

Честность лесных людей прекрасно иллюстрируется их отношением к дани, которую собирало с них царское правительство. В поисках за зверем целые роды тунгусов предпринимают иногда продолжительные путешествия. Уходя от пунктов, в которых они должны были сдавать ясак, на несколько сот километров, многие из аваньков могли бы вовсе не платить, но таких случаев никогда не было. Как бы далеко ни уходили в тайгу тунгусы, причитающийся с них ясак аккуратно в назначенный срок вносился русским властям через особых посланных.