Всемирный следопыт, 1929 № 03

Павел Иваныч кончил говорить. Суд решил посадить вора на два дня в баню. Втягивая голову в плечи, вор упирался, когда Павел Иваныч повел его к двери.

_{Вор упирался, когда Павел Иваныч повел его к двери…}

— Как можно сажать, боне! Бить мало-мало нада и пускать нада. Там тесно, бойе! — лопотал бедняга, пугливо косясь на темный вход в баню.

Павел Иваныч слегка толкнул его в дверь и предложил старикам войти в баню. Но никто не пошел. Все остались у бани и молча смотрели на запертую дверь, словно за нею совершалось что-то великое и страшное. Но когда Павел Иваныч отошел, безбородый красноглазый старик Василь — один из судей вора — догнал его и сказал:

— Бойе, выпускать нада!

— Выпустим послезавтра, Василь, а сейчас пусть сидит, — ответил Павел Иваныч и пошел к себе.

Старик вернулся к бане и тихо сказал тунгусам:

— Нада выпускать. Зачем тунгус тюрьма сидеть? Бить-наказать нада. Тюрьма — тесно.

Старики разом загалдели. Илько не мог понять, о чем они спорят; они то-и-дело выкрикивали слово «тюрьма». Наконец старики притихли и молча отправились к Павлу Иванычу.

Когда пришел Павел Иваныч, все хором потребовали:

— Выпускать нада, бойе! Тюрьма не нада тунгус!

Илько, зараженный общим волнением, тоже крикнул:

— Тесно тюрьма!

— Черти бестолковые! — выругался Павел Иваныч. Он нехотя открыл дверь. Пожилой тунгус в парке^[14]), расшитой ярко-красным бисером, похожим на брызги крови, испуганно отскочил в сторону. Толпа встретила вора немым молчанием. Все с любопытством разглядывали, что с ним сталось.

Вор шел тихо. Лицо у него было напряженное и синее, словно его душил шайтан. Перед ним молча расступились. Выйдя из толпы, он ударился бежать к тайге. Тунгусы проводили его взглядом. Потом все заспешили к чумам.

Быстро уложившись, молча ринулись тунгусы прочь от Туруханска, словно их гнал лесной пожар..

Однако Илько с отцом остались.

— Пойдем, Захар, чай пить, — позвал Павел Иваныч.

— Немножко пойдем, — согласился Захар. Илько последовал за ним, со страхом оглядываясь на раскрытую дверь бани.

III. Проблема воровства и тайна «кукушки».

Очередным культурным событием в работе Павла Иваныча было открытие школы для тунгусов. Надумав обучать туземцев, он тщательно пытался набрать полный комплект учащихся. Нашлось только пять баранчуков, пожелавших учиться.

Павел Иваныч, посоветовавшись с учителем русской школы, решил не открывать новой школы, а посадить тунгусов в первый класс вместе с русскими детьми.

В числе пятерых баранчуков был Илько. В день суда, затащив к себе Захара, Павел Иваныч уговорил его отдать сына в школу.

— Захар, чудак, как ты не понимаешь? Учиться он будет читать, считать, — убеждал тунгуса Павел Иваныч.

— На кой считать, бойе?

— Как на кой!.. Торговать потом будет… лечить.

— Шаман будет?

— Какой к чорту шаман! Шаманов, Захар, бросать надо! Долой шаманов, понимаешь? Доктор будет Илько. Или торговать будет в фактории.

Захар решил как-то сразу:

— Осадку не дам, бойе! Баранчука бери немножко… Корыстно ли баранчука отдать? Учи, сделай, пожалста.

Потом помолчал, сузил щелки глаз и попросил:

— Винца дашь, бойе, маленько?

В этот день решилась судьба Ильки…

Осенью Илько приехал в Туруханск. Начали учиться. Илько проявил большие способности. Учитель долго пытался провести совместное обучение русских и тунгусов. Но баранчуки отказывались понять назначение азбуки. Тогда учитель отделил их от русских и начал с того, что принес в класс тунгусскую палочку с метками — повестку. Все знали значение меток. Учитель сравнил палочку с запиской.

Илько первый овладел тайной черных знаков. Сделав первый шаг к постижению азбуки, Илько уже не останавливался. Когда начали проходить арифметику, он быстро усвоил сложение. Однако с вычитанием вышла беда.

Учитель привел пример: два тунгуса пошли добывать белку. Один добыл десять штук, а другой — ничего. Он украл у первого пять белок. Сколько осталось белок у первого?

Прослушав пример, Илько вскочил. Лицо его, обычно лоснящееся, как копченый окорок, стало сухим, а щелки глаз расширились.

— Судить будут, бойе? — спросил он тихо и испуганно сел, не слушая больше учителя.

С этого дня и до приезда отца на факторию Илько было странно рассеян. Когда приехал Захар, Илько долго шептал ему что-то. Потом отец сказал Павлу Иванычу:

— Бойе, ушитель немножко воровать велит… маленько велит, бойе.

Павел Иваныч вызвал учителя, и тот долго разъяснял тунгусу смысл своих слов о краже. Наконец все выяснилось. Захар успокоил Ильку, дал ему большую оленью мосолыжку и две сушки.

— Илько, — сказал он, притворно вздыхая, — мяса нет, кушать маленько нет.

После отъезда отца Илькины способности снова проснулись. Он легко перескочил через вычитание и деление, поднимаясь все выше по ступенькам простейшей науки.

Была у Ильки одна особенность. Когда он поражался какой-нибудь новой, невиданной вещью, он становился рассеянным и печальным.