Всемирный следопыт, 1929 № 09

Шашибушан сидел на своем обычном месте — около изгороди парка — и ожидал щедрых людей, которые пожелали бы посмотреть на его представление со змеями. Но уже начали слипаться старые глаза Шашибушана, уже двенадцать раз ударили башенные часы, а щедрых зрителей все не было. Жалобно вздохнув, Шашибушан встал, аккуратно свернул в трубочку пестрый дешевый коврик, взвалил на спину корзину со змеями и двинулся в ту сторону, где за огнями, за трамваями, в древней величественной тишине чутко спал старый город. Там узкие переулочки переплелись как змеи в корзине Шашибушана, небо над переулочками бархатное, синее, и звезды горят и переливаются, не обесцвеченные мертвенными глазами электрических фонарей.

Домик Шашибушана находился в плохом месте. Прямо перед дверью, в десяти-пятнадцати шагах застыла большая лужа, и зеленая зловонная плесень плавала по ней целыми островками. И когда с моря дул ветер, несший в открытые окна губернаторского дома соленый запах, вливающий силы в иссохшие мускулы подагрического старика, в дом Шашибушана тот же ветер нес от лужи жирную, густую, как застывающая кровь, вонь. Шашибушан плотно закрывал хлябающие рамы перекосившихся окон, запирал двери, но вонь проникала в незаметные щели и дыры, и старик плевался и бранил ужасными словами соседа-мясника, выбрасывавшего в лужу отходы от убитого скота.

Трое были захвачены в плен, один убит и один ранен…

По вечерам, когда губернатор играл на скрипке и смотрел в море, Шашибушан, сидя у ограды парка, тоже играл на дудочке, сделанной из черного дерева, и смотрел в бессмысленные глаза своих змей, стоявших на хвосте и мерно раскачивавшихся в такт мелодии. Шашибушан, продолжая играть, брал змей, гладил, вешал на шею, потом складывал в корзину и плотно захлопывал крышку. Только тогда отнимал он дудочку от онемевших губ и собирал с коврика медные и серебряные монеты, набросанные щедрыми зрителями. А щедрых зрителей было мало. Совсем мало. А кобрам надо много молока. И Шашибушан питался впроголодь и не раз, глядя на кобр, пьющих густое пахучее молоко, думал, что лучше бы ему было родиться змеей. Жить трудно! Хорошо, что сыновей пристроил. Анукуль работает в порту. С утра до вечера таскает он на гибкой спине тяжелые тюки, а зарабатывает?!. Лучше не говорить сколько он зарабатывает! Вот уже четвертый месяц он не может купить себе пояса с пряжкой, украшенной бирюзой…

Бени младший устроился лучше, Шашибушан так беспокоился за него: слабый он, в порту работать не может. Но Бени повезло. Знакомый повар, что готовит самому губернатору, взял его к себе в помощники. А теперь Бени получил повышение — он прислуживает самому губернатору: зажигает свет, обметает стол, подает воду. Правда, жалования ему дают мало, но хоть сыт, одет — и то хорошо. Но скучно без Бени. Только два раза в месяц отпускают его домой. Пришел вчера и опять ушел, и теперь не скоро придет. Вот когда он начнет получать побольше, можно будет отдохнуть и Шашибушану, а пока приходится играть на дудочке и показывать людям змей…

А стар стал Шашибушан. Давно бы пора ему бросить опасное и недоходное змеиное ремесло. И губы устают скоро, и кашель мешает играть на дудочке, и не раз уже во время представления на Шашибушана нападал приступ кашля. Натужившись, сдерживаясь громадным напряжением воли, он торопливо складывал змей в корзину, закрывал ее и долго мучительно кашлял. А ведь может случиться так, что Шашибушан и не сдержится. Страшно подумать, что будет тогда.

Шашибушан видел в молодости, как старик укротитель змей выронил изо рта во время представления свою дудку. Змеи замерли. Замер и укротитель. Глаза его были широко раскрыты, и он вытянул вперед руки с растопыренными пальцами. Это продолжалось меньше секунды. Змеи зло зашипели, упали на ковер, свились в тугие кольца и сразу, прямые как стрелы, бросились на старика. Он крикнул и прянул в сторону. Но было уже поздно: его укусили в трех местах. Зрители разбежались, кобры куда-то скрылись, и на пыльной траве остался труп старика.

Шашибушан знал, что его ждет такая же судьба. Нельзя до семидесяти лет безнаказанно заниматься с кобрами. Кобры не любят стариков. Они слушаются только мерной и плавной музыки, и горе тому, кто ошибется хоть в одном звуке…

* * *