Всемирный следопыт, 1929 № 08

I. Идиллия на маяке.

Был девятнадцатый год. Тот самый год, когда весь мир, затаив дыхание, следил за чудовищной борьбой между белыми и красными, когда великая страна, занимающая шестую часть света, была охвачена гражданской войной.

Особенно мучительна и жестока была борьба на окраинах страны, где власть часто переходила из рук в руки. Такие перемены сопровождались кровопролитием и новым разорением. Там же, где новая власть еще не успевала окрепнуть, обыкновенно появлялись банды, образовавшиеся из людей жадных до наживы. Люди эти не признавали никакой власти и открыто начинали грабить и разорять села и целые города.

Так было и на восточном побережье Каспия. В степях появились разбойничьи банды киргизских всадников, которые дотла разорили много аулов туркмен-рыбаков. Разбойники угнали туркменский скот в далекие степи. Туркмены гибли от голода и массами устремились к югу, ближе к персидской границе. Сразу же обезлюдел берег Каспия, и там, где еще совсем недавно стояли мирные аулы и паслись стада сытых овец, теперь бродили стаи одичалых тощих собак, брошенных разоренными хозяевами.

В то время белые укоренились на восточном берегу моря. В небольшом городке, расположенном возле тихой глубокой бухты, защищенной от бурь песчаной косой, находился штаб белых. Ни разу еще красные не заходили сюда. Начальство белых тщательно скрывало от жителей городка свои военные неудачи, стараясь укрепить в них веру в несокрушимость своей власти. Тем не менее слухи постоянно проникали в город, и трудно было сказать, кто являлся их распространителем. Словно подслушанные и подхваченные степным ветром, неслись вести от кочевника к кочевнику за десятки и сотни километров, залетая в аулы и в самый город, где обыватели передавали их друг другу на ушко.

Тяжело приходилось обывателям городка. Не было дома, в котором не стояли бы солдаты. В этой безлесной стране зимою солдаты бесцеремонно разбирали на топливо целые постройки; шли на топливо также и лодки рыбаков. Нехватало хлеба и прочего продовольствия, а власть, чтобы прокормить войско, прибегала к реквизициям. Запуганное население жило тайной надеждой на скорое избавление от лишений, и в каждом доме только и было разговоров и споров, что о гражданской войне…

В двадцати с лишним километрах от города, против входа в бухту, на высоком скалистом мысу стоял старый маяк. Пустынно и безлюдно было в степи кругом маяка. Между ним и городом не было ни единого жилья. Много раз над башней проносились свирепые бури; часто у подножья маяка яростно клокотало море, старавшееся подточить серые скалы, но ничего не делалось старому маяку.

На маяке жили люди. Невозмутимо спокойно протекала их жизнь за крепкими высокими стенами двора. Маячный двор был так хорошо защищен от непогоды, что обитатели маяка иной раз и не знали о разбушевавшейся вокруг них стихии. Не знали люди на маяке и о той новой, еще небывалой буре, которая охватила теперь всю страну. На маяке только урывками слыхали о борьбе красных и белых. Буря революционной борьбы проносилась мимо маяка. Здесь не знали лишений, потому что на маяке было много всяких запасов, а белая власть за все время своего существования так и не вспомнила о них.

* * *

Было безоблачное весеннее утро. С моря тянул ровный теплый ветерок, чуть взъерошивший кружевные волны, которые тихо плескались под обрывом. Высоко над морем, на маленьком дворе маяка все было как и всегда. На нижней ступеньке каменной лестницы, ведущей на башню, дремала, растянувшись в блаженной позе, рыжая кошка Мурыська. Под стеной бродили цесарки и белые куры, хлопотливо разрывая лапками песок, а смотрительский поросенок Васька, тихонько похрюкивая, с глубокомысленным видом чесался боком об угол сарая.

Смотритель, маленький толстенький человек лет сорока пяти, только что облекся в поношенный китель и в ожидании утреннего чая вышел на крыльцо. Лениво потянувшись и сощурив от солнца заплывшие глазки, он принялся с тупым равнодушием рассматривать свое хозяйство.

Некоторое время глаза смотрителя не выражали ничего кроме скуки; но вдруг по его лицу пробежала тень неудовольствия. Сколько раз приказывал он сторожу Магометке, чтобы калитка, ведущая к обрыву, запиралась на ночь! Все знали, что около обрыва жила лисица, которая недавно утащила со двора двух цесарок, а между тем сегодня калитка опять была настежь открыта.

— Магометка! — раздраженно крикнул смотритель, но тотчас же вспомнил, что сторож-киргиз еще с вечера выехал в город с почтой.

Толстяк нахмурился и пошел закрывать дверцу. Он взялся уже за ржавое кольцо, но тут же выпустил его. В растворенную калитку смотритель увидел нечто, что заинтересовало его: к берегу подходила крошечная бударка с большим парусом. В бударке сидел только один человек. Он правил прямо на маяк.

II. Секретный приказ.