Всемирный следопыт, 1929 № 06

В кольце оленей, на открытой площадке стояли друг против друга два оленя. Один — большой, сильный, с тяжелыми, почти лосиными рогами; другой— маленький, с грязной шерстью, со слабыми некрасивыми рогами. Сильный стоял, низко пригнув голову, глаза его были налить кровью, и казалось, он вызывал слабого на бой. Но тот не хотел драться. Он был напуган и растерянно смотрел на стену оленей, окружавшую его.

Эта сцена длилась долго. Сильный гирвас нетерпеливо бил копытом по камню и храпел, раздувая ноздри. Другие олени также выказывали знаки нетерпения. Несколько раз кружок начинал вдруг смыкаться, но каждый раз, точно повинуясь какому-то приказанию, олени снова пятились на свои места. Все это было так необыкновенно, что у охотника даже и в мыслях не было воспользоваться ружьем.

Слабый олень с грязной шерстью не мог больше выдержать. Он весь задрожал и в ужасе ринулся в сторону. Один гирвас движением головы бросил его обратно на середину. Секунду олени стояли неподвижно. Потом внезапно как один они кинулись на своего пленника, подбросили его в воздух и, перешвыривая с одних рогов на другие, стремительным галопом понесли вниз по скалистому откосу.

Когда охотник пришел в себя от изумления, он побежал вслед за оленями. Внизу, на куче камней он нашел растерзанный труп оленя. По срезанным ушам лопарь увидел, что это — домашний олень, отбившийся повидимому от своего стада.

Тогда охотник понял, что он только что присутствовал при мести животных своему собрату-отступнику…

Налюбовавшись видом, мы с Федором начали спуск. Он произошел с головокружительной быстротой: я верхом на шапке, а Федор — подогнув под себя ноги, скользя на гладких каньгах и тормозя позади себя палкой, из под которой, как дым из выводной трубы автомобиля, взрывалась снежная пыль.

В лесу, на остановке Федор показал мне еще одну таежную хитрость. Вместо того чтобы наполнить чайник снегом, который, растаяв, дает слишком мало воды, Федор устроил настоящий лесной водопровод. Отыскав большую кучу валежника, покрытого плотным, слежавшимся снегом, он вырезал топором куб снега, насадил его на воткнутую наклонно в снег лыжную палку и нижнюю сторону куба заострил.

Когда мы развели рядом костер, снег на палке стал таять, и с острия как из крана потекла чистая прозрачная вода. Нам оставалось только подставить чайник.

XIII

От Федора к Селивану, от Селивана к Кондратию. — Артистические вавилоны. — Еще один хитрый человек. — Звериная берлога. — Кто победит? — Верная примета. — «Тихой старик». — Таежный эскулап и его «революционное прошлое». — «Не видко и не знатко». — Лесной Антютик. — Прямолинейный старик. — «Прицепные вагоны» доставляют нам хлопоты. — Лапландский философ.

Наш путь с Монче-губы лежит на запад к финляндской границе, в районах, не посещенных ни одной экспедицией. Карт тех мест не существует вовсе. Вряд ли мы откроем там новые горные хребты, но интересного увидим конечно достаточно.

По-здешнему наш маршрут звучит так: от Федора к Селивану Маленькому, от Селивана Маленького к Кондратию Тихому, потом к Кондратию второму, оттуда к Луке Глухому и Петру Герасимову. Петром маршрут не кончается, но дальше сказать ничего нельзя. Там теряются всем известные пути, и никто не знает, чьи избушки попадутся дальше нам по дороге.

На первом этапе — до Кондратия второго, что на Куцкель-озере, откуда и начинаются самые дикие края, — проводником и возницей берется быть Калин Иваныч — дядя Федора. Мы предпочли бы племянника, но у того нет оленей, а старик не дает своих Федору.

Калин Иваныч разве только маленьким ростом похож на лопаря. Внешностью, медленным разговором с прибауточками он — типичный русский олонецкий крестьянин. Странно слышать, когда он начинает говорить по-лопарски. Он немножко глуповат и вдобавок дорогу знает только по рассказам Федора.

Ко как бы то ни было, ясным морозным утром мы покидаем под предводительством Калина Иваныча гостеприимную избушку на Монче-губе. У нас две упряжки по три оленя. На передних санях — Калин Иваныч и вещи, на задних— я и Горлов.

Снова, облачившись в малицы и пимы, мы чувствуем себя неуклюжими медведями. Снова перекачиваются перед нами со стороны на сторону белые лохматые оленьи зады, и через пять километров мы начинаем ненавидеть их и с тупой злобой тычем в них хореем. А олени только кажется и думают, как бы нам напакостить.