Всемирный следопыт, 1928 № 07

Мы наметили канал и принялись за работу. Пилами вырезали во льду треугольники и при помощи динамита взрывали лед участками. Мы заметили, что подорванные ледяные глыбы имели склонность застревать по краям. Доктор Кук придумал тогда гениальный способ: он отрезал вершину треугольника, вследствие чего вся льдина тотчас после взрыва отставала.

_{При помощи динамита мы взрывали лед участками…}

Несколько недель промучились мы над этой работой. В один прекрасный день, к нашему счастью, канал неожиданно открылся, и мы не замедлили ввести в него судно. Однако и тут мы еще не были спасены. Но вот настал желанный миг! Случилось именно то, что предсказал доктор Кук: лед тронулся, и выход к морю открылся как раз вдоль еще недавно едва заметной трещины. Радость окрылила нас, и, подняв паруса, мы понеслись в открытое море.

Но нам суждено было испытать еще целый ряд превратностей. Чтобы выйти в открытое море, мы должны были пройти между двумя гигантскими ледяными горами, которые несколько дней продержали нас словно в тисках. Дни и ночи наше судно подвергалось колоссальному трению и давлению. Зрелище непрестанно разбивавшихся о борта шхуны льдин действовало до того угнетающе, что мы не могли говорить друг с другом. И на этот раз изобретательность доктора Кука спасла нас. Он велел увесить шкурами убитых нами пингвинов борта шхуны, что в значительной степени ослабляло толчки…

Но и в открытом море нам угрожала опасность. Наш хронометр тоже испытал на себе удары и толчки пловучих льдов, и мы не могли доверять своим наблюдениям при измерениях долготы и широты. К счастью, под конец все-таки раздался желанный возглас:

— Земля!..

Мы приближались к Магелланову проливу…

Однако и тут не обошлось без затруднений. Как найти пролив? В те дни бесчисленные заливы и острова оконечности Южной Америки не были занесены на карту. Не зная, на каком градусе широты и долготы находимся, мы не знали также, куда плыть. Вместо пролива мы вошли в бухту, заканчивавшуюся тупиком. Буря, поднявшаяся с запада, чуть было не разбила нас о скалы, и мы едва спаслись за выступ утеса, где нас все-таки сильно потрепало. Наконец, после утомительного плавания, в 1899 г. мы вернулись в Европу.

Год спустя я выдержал экзамен на шкипера и стал готовиться стать во главе собственной экспедиции. Доктор Фритиоф Нансен, прославившийся в то время своими смелыми исследованиями Гренландии и плаванием на «Фраме», был героем моей юности.

Зная, что его сочувствие моему плану будет иметь для меня громадное значение, я решился сообщить ему о своем намерении и искать его поддержки. Доктор Нансен охотно согласился рекомендовать меня людям, которые могли помочь в моем деле.

Окрыленный свиданием с Нансеном, я решил заняться наукой о магнитах Земли и выучиться делать магнитные наблюдения. Моя экспедиция должна была преследовать научную цель, иначе я не мог рассчитывать на сколько-нибудь серьезную поддержку. Я написал письмо директору британской обсерватории в Кью и просил его разрешения там работать. Он ответил отказом…

К счастью, директор метеорологического института в Осло дал мне рекомендательное письмо в германскую морскую обсерваторию в Гамбурге, куда я тотчас же направился.

По правде говоря, я не рассчитывал быть принятым знаменитым Георгом Неймайером. С сильно бьющимся сердцем вошел я к нему в контору и передал письмо из Осло. К моему изумлению, меня тотчас же ввели к Неймайеру.

Я увидел перед собой человека лет семидесяти с длинными белыми волосами, чисто выбритым ласковым лицом и кроткими глазами, до чрезвычайности похожего на знаменитого музыканта Франца Листа. Он любезно поздоровался со мной и спросил, что мне нужно. С жаром стал я ему излагать, что хочу приобрести знания, необходимые для исследования полярных стран…

Старый ученый внимательно выслушал меня и сказал:

— Молодой человек, вы что-то скрываете… Откройтесь мне.

Тогда я рассказал ему о моем замысле открыть Северо-Западный морской проход[37]).

— Нет, это еще не все, — сказал он.

Тут я сообщил ему о своем желании точно определить местоположение северного магнитного полюса. Услыхав это, ученый встал с места, подошел ко мне и горячо обнял.

— Молодой человек, — сказал он, — если вам это удастся, вы облагодетельствуете человечество!..

Его доброта ко мне в последующие месяцы не имела границ. Чтобы доказать как-нибудь старому добряку свою благодарность, я каждое утро первым являлся в его обсерваторию и последним покидал ее. Я ревностно изучал свой предмет, и через несколько месяцев научился в совершенстве делать нужные мне вычисления.

В 1900 году я приобрел судно, на котором отправился в первую самостоятельную экспедицию. Это был небольшой парусник (в 47 тонн) из северной Норвегии, по имени «Гойа». Лето я провел на севере Атлантического океана, между Норвегией и Гренландией, производя океанографические исследования. Я знал, что доктору Нансену нужны эти сведения, и в знак благодарности решил добыть их для него.