Всемирный следопыт, 1927 № 11

— Ваше благородие, мы вас любим, и нам больно будет вас ослушаться. Поэтому просим вас не вмешиваться в это дело…

Завалишин, мрачный, заперся в своей каюте.

Лазарев вынужден был капитулировать. «Крейсер» вышел в море, но уже без Кадьяна… Любитель мифологии был списан на другое судно.

Характерно, что по прибытии в Кронштадт Лазарев, боясь нагоняя со стороны Морского министерства, даже не донес о двух бунтах на «Крейсере». Так первые матросские бунты кончились полной победой восставших. Но не так было в последующие разы.

IV. «Страмовское дело».

Никогда портсмутские лодочники не зарабатывали такие бешеные деньги, как в пасмурный день 13 октября 1827 г. Весь город бросился в порт «смотреть на русских бунтовщиков». Газеты, пользуясь случаем, трубили:

— Бунт в русском военном флоте! Бриг «Усердие» из числа русской эскадры, стоящей на Портсмутском рейде, взбунтовался. Команда отказывается итти в море и, покинув судно, самовольно перешла на английский блокшив[13]).

Английские мещане трусливо останавливали лодки около Модербанки и отсюда, словно диковинного зверя, со страхом рассматривали бунтовщика. Красавец бриг[14]), тихий, загадочный покачивался на воде. Но напрасно портсмутские клерки[15]) и приказчики так пугливо рассматривали бриг. На нем остались лишь офицеры, часть унтер-офицеров, да по мостику в бешенстве метался командир… Это был все тот же пресловутый Кадьян.

Кадьян не унялся. Ему не пошли впрок тасманийский и аляскинский уроки. Перед отправкой «Усердия» в плавание, еще в Кронштадте, он зверски выпорол двух матросов.

Чуть выше по реке виднелся инвалид-блокшив, куда целиком перебралась команда «Усердия».

_{Вдали — бриг «Усердие». (Восстание в Портсмуте, 13 октября 1827 года). На первом плане — корабль «Александр Невский». (Восстание на Валетском рейде, на острове Мальта, 20 декабря 1827 года).}

А на флагманском бриге «Ревель», между тем, шло совещание всех судовых командиров эскадры. Флагман, капитан-лейтенант Селиванов, буквально рвал на себе волосы. И было отчего. Его эскадра бригов должна была спешить в Средиземное море. В воздухе пахло порохом… Может быть, турецкий флот уже разгромил русскую Средиземноморскую эскадру… А теперь, из-за 160 человек бунтовщиков, приходится стоять в Портсмуте, пропуская все попутные ветра. И кроме того, вся эта скандальная история происходит на глазах англичан. Что скажет Европа?

Под вечер, когда густой, как сметана, туман, начал уже затягивать рейд, мимо лодок глазеющих ротозеев бесшумно промчался щегольской офицерский вельбот[16]).

Это заместитель флагмана, капитан-лейтенант Никольский, ехал на блокшив уговаривать мятежников…

Команда «Усердия», узнав о прибытии начальства, выстроилась во фронт и на приветствие Никольского ответила заученным рявканьем:

— Здрав… желам… вашскродь!..

— Чем недовольны, ребята? Почему бунтуете? — спросил Никольский.

Молчание. Лишь 160 грудей дышат прерывисто и взволнованно.

— Согласны вернуться на бриг?

Опять молчание. Никольский вскипел и затопал ногами.

— Не вернемся!.. Здесь останемся!.. Довольно измываться!.. — донеслось из рядов.

Лейтенант Никольский буквально отчалил ни с чем. Всю эту тревожную ночь окна кают-компании флагманского брига бросали снопы света на черную водную поверхность рейда. А на палубе блокшива мелькали тени… Моряки-бунтовщики с тревогой смотрели издалека на эти яркие огни. Что-то будет завтра?..

Назавтра сам флагман Селиванов, совместно с несколькими офицерами, прибыл к бунтовщикам на блокшив. Что произошло потом — осталось тайной. Пристрастный рапорт № 545, от 15/Х — 1827 года кап. — лейт. Селиванова, хранящийся в Морском архиве, нисколько не освещает дальнейших событий, разыгравшихся на английском блокшиве. Но даже из этого рапорта можно заключить, что все уговоры бунтовщиков Селивановым заключались в фразе:

— К вечеру всем быть на бриге! А не то…

Что подразумевалось под этим многозначительным «а не то…» — понять не трудно. И бунтовщики поняли, что их всего лишь полторы сотни безоружных людей против целой эскадры с ее артиллерией и вооруженными командами. А англичане едва ли вмешались бы в «домашние дела» своих союзников — русских.

Вечером 14 октября между блокшивом и бригом «Усердие» засновали лодки. То команда «Усердия» возвращалась на судно. Матросы, сознавая свое бессилие, были мрачны и подавлены. Утром следующего дня «Усердие» принял на борт лоцмана, подтянулся к остальной эскадре и вскоре вместе с ней вышел в море.

Император Николай I на рапорте о бунте команды «Усердия», положил следующую характерную для него резолюцию — «Надо будет взять строжайшие меры, чтобы подобное сему не повторялось. Дело страмовское, и видно, что начальники поступили, как дураки…»