Всемирный следопыт, 1927 № 04

Серые глаза доктора не оживились ни гневом, ни любопытством. Он ответил тихо и просто:

— Для чего бы я стал тратить время и слова на объяснение того, что вам станет ясным через два-три дня?

— Дельно сказано, — смутившись, пробормотал Колгуй и вытянулся на траве, словно не желая продолжать так ловко оборванный разговор, но тут же добавил, как будто для себя одного. — Я не верю ни в бога, ни в чорта, но без большой нужды я не потащился бы на этот остров… Я отлично знал тех топографов, которые не вернулись оттуда…

— Оставаясь в постели, вы умерли бы несколько раньше, чем мы доберемся до Острова Духов, — с едва заметной усмешкой ответил доктор.

— Что! Я разве отказываюсь итти с вами?.. — вскочил Колгуй.

— Я не говорю этого.

Можно было подумать, что разговор утомил Колгуя больше, чем седло. Он замолчал и молча пошел к лошадям.

— Я думаю, мы отдохнули довольно? — проворчал он.

Доктор молча кивнул головой, и через минуту путешественники снова продолжали свой путь.

Спокойный и ровный путь этот, то незаметной тропой пробиравшийся в зарослях кустарника, то шедший между каменных скал, по крытых ржавым мхом, то выходивший в степь, то опускавшийся в болотистые низины, длился до таинственных северных сумерек, незаметно сменивших летний день на белую ночь.

Колгуй уже начинал поглядывать во-просительно на своего спутника, помышляя об отдыхе, и тихонько приглядывался к укромным уголкам, когда тот вдруг придержал лошадь и обернулся к Колгую:

— Что это? — коротко спросил он, кивая в сторону.

Белая, прозрачная ночь сияла над миром, как загадка: не было теней, не было источника света. Все казалось прозрачным, все чудилось освещенным откуда-то изнутри. И развалины каменной стены, возвышавшейся над низкой порослью карликовых берез, были видны издалека. Колгуй весело воскликнул:

— То, что надо для ночлега, доктор. Мы не могли бы и желать здесь лучшего.

— Что это такое? — повторил тот, не замечая болтовни охотника. — Жилище?

— Да, иногда в них живут лопари… Я думаю, что им тысячи лет, и те, кто их строил, были посильнее нас… Лабиринты — называли их топографы.

— Хорошо, мы ночуем там, — вдруг согласился доктор и, круто свернув с дороги, направился к дряхлым камням с такой поспешностью, что Колгуй с недоумением погнал за ним свою лошадь, не понимая, откуда вдруг появилась в докторе такая охота к ночлегу и отдыху.

II. Следы

Тот, кому случалось забираться в глубь Кольского полуострова, встречал, конечно, как и Колгуй, исколесивший его во всех направлениях, среди зарослей карликовой березы и стелющейся по земле ивы, необычайные каменные лабиринты, где лопари, остающиеся до сих пор язычниками, приносят жертвенных животных своим сердитым богам.

Стены этих странных построек не высоки. Они сложены из огромных камней, заставляющих вспоминать о каких-то великанах, которым, казалось бы, одним только под силу могли быть подобные сооружения. Внутренность этих построек представляет собой ряд переплетающихся между собой ходами и выходами каменных коридоров. Они, кружась, в конце концов, выходят к центру лабиринта, где обычно водружен громоздкий, как скала, каменный очаг.

Привлекший внимание доктора лабиринт был брошенным на лето храмом лопарей, отправившихся к морю за рыбой. Колгуй, несколько удивленный поспешностью своего спутника, с которой тот отправился к мелькнувшей в зарослях постройке, — взглянув на нее, убедился, что это — первый такой храм, лежащий на пути к Умбе.

Колгуй спокойно последовал за доктором, спрыгнул, как и тот, с лошади, но вместо того, чтобы броситься, как и тот, с необычайным проворством и волнением к заплесневелым камням, спокойно поймал лошадь своего спутника и отвел вместе со своей в сторону, пустив обеих лошадей на пышную, свежую траву, а затем, с удовольствием разминая ноги после седла, вернулся к доктору.

— Мы на верном пути, — сказал Колгуй. — Мы идем к Умбе, как по компасу. Завтра к вечеру мы встретим еще такой лабиринт, доктор, а послезавтра будем на месте.

Человек, не назвавший своего имени до сих пор и откликавшийся на признательное именование его «доктором», стоял неподвижно возле стены, скрестив на груди руки. На фоне огромных камней, ничем не скрепленных друг с другом, но тяжестью своей связанных крепче, чем цементом, он был сам похож на каменное изваяние.

Высокий и крепкий, запечатанный в кожаное пальто, отсвечивающее в белой ночи шлифованным мрамором, он почудился старому охотнику каким-то выходцем из другого мира. И Колгуй вздрогнул, когда тот, не поворачивая головы, сказал со спокойной уверенностью:

— Да, мы идем по верному пути…

В тот же миг, точно разбуженный от своей задумчивости собственной речью, доктор перебрался через стену, доходившую ему до груди. Колгуй, встряхнувшись и оправясь от минутного замешательства, крикнул сердито:

— Послушайте, доктор! Если вы знаете не хуже меня верный путь до Умбы, так на кой чорт вы взяли с собой проводника?..

Вызывающий тон заставил странного путешественника поднять голову. Доктор посмотрел на Колгуя, но так, точно не видел его, и пояснил тихо: