Последние успехи национально-революционной армии, занявшей в короткий срок Ханькоу, Шанхай и Нанкин, являются залогом того, что освобождение и объединение Китая близко… А затем — наступит очередь других стран Азии, и теперешняя раскраска карты Азии, (цветами европейских держав) — кореннмм образом изменится.
Замурованные в пещере
Приключения крымского следопыта
Рассказ Аркадия Кончевского
Аркадий Карлович Кончевский, певец-этнограф, — с 1917 года первым стал систематически собирать, записывать и исследовать в Крыму материал по песенному народному творчеству крымских татар, караимов, крымчаков и др. народностей Тавриды. В 1925 году Музсектор Госиздата выпустил сборники Кончевского: «Песни Крыма» и «Песни Востока», вышедшие, как научные труды Госуд. Инстит. Музык. Наук, научным сотрудником которого Кончевский состоит.
Собирая песни, Кончевский записывал и сказки, легенды, предания Крыма. Материалы эти одобрены к печати Госуд. Учен. Советом. Последняя работа А. Кончевского, на тему «История Крыма по его песням», премирована научным отделом Главнауки.
I. Поход в горы
Вечерело. Заходящее солнце золотило верхушки лесов и бросало прощальные лучи синеющему вдали морю. Я находился в деревне у подножья Чатырдага.
— Знаешь что? — сказал я своему другу, молодому татарину Мамуту, — сегодня будет чудная лунная ночь. Двинем на Эклизье Бурун, заночуем в лесу, а солнце встретим на вершине.
— Вай, вай, а кто будет дрова завтра возить? — задумчиво спросил Мамут и, поправив никогда не снимаемую с головы каракулевую шапочку с плоским дном, ударил меня по плечу. — Айда! Я видел, в кофейню прошел Нурасов, не пойдет ли он с нами?
Я очень обрадовался, услыхав это имя. Нурасов часто бродил по Крыму, был большим знатоком края и его народного творчества, он знал много прекрасных сказок и старинных песен, но рассказывал их и пел только при необычайных обстоятельствах.
С Мамутом мы направились к кофейне, чтобы захватить провизии и несколько бенгальских свечей для освещения пещер.
Нурасов радостно приветствовал нас — и с охотой согласился встретить восход солнца на вершине Чатырдага.
Все трое мы оказались хорошими ходоками и еще до коротких крымских сумерек подошли к опушке большого леса. Под могучим буком решили отдохнуть и набраться сил для предстоящего подъема. Охваченные какой-то особенной тишиной крымского леса, поудобнее разлегшись, мы молчали, предаваясь своим думам.
II. Неудачная охота
Вдруг живой и суетливый Мамут вскочил, прищелкнув языком. Быстро сбрасывая с себя куртку, он поглядывал на вершину бука, под которым мы расположились. Саженях в трех от земли, на развилине большого сука, как раз над нами, я заметил гнездо. Я знал слабость Мамута: он не мог равнодушно видеть птичьи гнезда, лазил за ними по деревьям — иной раз с риском свернуть себе шею, — и всегда после такой охоты приходил с новыми дырками в штанах. Если Мамут находил в гнезде яйца, он клал их в рот и затем ловко спускался с дерева.
Когда Мамут карабкался по стволу высокого бука, я тихо беседовал с Нурасовым. Вдруг раздался крик, треск ломающихся веток — и не успели мы вскочить, как на наши спины свергнулся Мамут. С перекошенным от страха лицом и точно помешанный — стал он кататься по земле.
Я подбежал к нему. Нурасов охал, растирая ногу. Из рукава Мамута выскользнула перепуганная ящерица и исчезла в листве.
— Ах, ты, паршивая дрянь! — воскликнул Мамут, быстро хватая камень и с остервенением швырнув его по направлению скрывшейся виновницы происшествия.
Потом, устыдившись, он сел в отдалении на корточки, что-то обдумывая, и, наконец, медленно подошел к нам и, виновато глядя в сторону, тихо произнес:
— Я не пошла дальше, в плохой день вышла.
— Не лазил бы по деревьям — ничего бы и не было. Товарищ Нурасов, что вы? — спросил я.
Лежа на спине, Нурасов поднимал ушибленную ногу.
Мы стали обсуждать вопрос о продолжении путешествия. Нурасов не хотел возвращаться.
Слово было за Мамутом — он всегда был хорошим товарищем в экскурсиях и потому согласился итти дальше.
— Айда! — сказал он.
— А как мы пойдем — по дороге? — спросил Нурасов.
— Зачем по дороге? Прямо — быстро будет.