Всемирный следопыт, 1926 № 12

Это — обычная история: думается, плывешь прямо, на самом деле делаешь круг, так как удары правой руки сильнее и, таким образом, все время сворачиваешь влево. Руки и ноги мои одеревянели. И вот я приплыл к банановому ящику и взобрался на него. Тут все-таки я мог набраться сил.

Туман вокруг меня был густой и белый, словно саван. В голове стучали кузнецы, мускулы отказывались служить, туман перед глазами краснел. Измученный, одинокий на всем пространстве, носился я по волнам, изредка глотая соленую воду, как бы приготовляясь этим к принудительному исследованию морских глубин. Неужели я, как новорожденный котенок, утону у берегов родной страны?! Мысль уносила меня через широкие прерии к бушующим жизнью огромным городам. Машинально я сделал еще несколько движений, кровь запела в моих ушах… песню вечности.

Однако, волна все еще качала меня. Чорт побери, это был не шум в ушах, это прибой, это берег! Ликуя, я заработал руками туда, к этому драгоценному шуму. Тут меня опрокинуло назад, закружило, снова швырнуло вперед, и я почувствовал под ногами нечто, что было потверже, чем вода. Изможденный, дрожавший, едва дыша, вполз я на четвереньках на землю и поцеловал ее, завопив, как юная школьница. Через минуту я свалился, как сноп…

Я очнулся, ощутив на своем языке вкусные капли настоящего Элимен-виски; солнечный свет ослепил меня.

«Ага, — подумал я, — это пламя ада. Видишь, Годфри, ты всегда был безбожником, вот и попал к дьяволу».

Ну, в конечном счете, я находился на той же старой планете и нашел свое «я» на прекрасной белой постели, стоявшей рядом с кроватью какого-то джентльмена. Последний, при виде моей изумленной физиономии, расхохотался, за ним и я. Джентльмен оказался нашим вторым штурманом; он был немец, но так, вообще, хороший парень. Мы находились в доме рыбака, он подобрал на берегу семь человек с нашего судна. Десять утонуло, капитан тоже, к его же счастью, потому что все равно его фигура украшала бы собой высокую яблоню у дома.

Три дня спустя нас вызвали в морское министерство, где мы сказали, что ничего не знаем. Дело, видишь, шло о пенсии вдове старика капитана.

Долго еще я чувствовал во рту соль, словно сидел в бочке, полной сельдей. Я решил перейти лучше на сушу, проработал в Техасе два месяца и теперь, вот, с немцем опять, избиваю подметки, — закончил свой рассказ американец.

— Да, уж будь покоен, кому суждено быть повешенным, никогда не утонет, — ответил немец.

Янки тихо засмеялся, ничуть не обидевшись. Наступило молчание. Пространство перед складом было залито белыми лучами полной луны.

Тут произошло нечто интересное. Ночной сторож, худощавый, с вз'ерошенными волосами старик, подошел к бочке, намереваясь влезть в нее, но быстро ретировался, пятясь, как рак. Затем он задумчиво почесал бороду, опять подкрался к бочке и вдруг увидел четыре неимоверно стоптанных ботинка.

— Без сомненья, два несчастных трампа. Ну, погодите, — пробормотал он, тихонько взял деревянный брусок и плюнул на ладони.

— У тебя тоже что-то было там, в Пасифике[18]? — спросил американец в бочке.

— Да, было, сейчас припомню, — флегматично ответил немец.

Старик над бочкой навострил уши.

— В моем несчастном плаваньи виновато золото, открытое на прекрасной Аляске, где зимой одному зверю от'ели ноги. Я был тогда в Сан-Франциско, хотелось мне очень помочь парню. Северо-Западное береговое пароходство подняло тогда проездные цены в четыре раза. Я, в отместку, понизил их на 100 %, залезши в трюм угольщика «Мак-Кинлей». Однако, черти нашли меня, когда мы стояли еще в бухте, и, так как я добровольно не хотел выходить, то началась дикая охота за понижателем цен. Целые полчаса длилось состязание по всем углам парохода, пока, наконец, меня поймали. На вахте был штурман. Усмехнувшись, как горилла, он спросил меня тихо и очень вежливо:

— Ну, заяц, что с тобой делать?

Этому морскому волку не скажешь про Аляску.

— Что? Очень ясно, взять меня с собой кочегаром, — ответил я.

— Ах, ты, дьявол, мошенник! — С этими словами горилла ударила меня по лицу так, что полное собрание звезд всей вселенной засверкало пред моими глазами.

Но в следующий момент и он заработал от меня хороший удар по переносице. Тогда он, как техасский зверь, бросился на меня, схватил меня лапищами за шиворот и безо всяких слов, как кошку, швырнул за борт. Я отчаянно заработал руками и ногами, чтобы не попасть под пароходный винт. Пароход, изрыгая красные искры, сорвался во тьму, и горящие окна кают смотрели на меня весьма иронически. Я тут же дал себе слово никогда не ездить за золотом на Аляску. Было темно, я был избит, как ростбиф. В этих местах водились акулы, но они обычно плывут на большой глубине, и с этой стороны я был почти спокоен. Как автомат, двигал я руками, взбираясь на водяные холмы и падая в водяные пропасти.

Ночной сторож увидел четыре стоптанных ботинка: бочка была занята.

Вдруг я заметил невдалеке какой-то мерцающий свет, откуда слышен был вой индейцев. Голос мой от соли звучал, очевидно, не громко, потому что они не обращали на меня никакого внимания.