Всемирный следопыт, 1925 № 07

— Многие наши женщины-рабыни вооружаются и идут на Священный Холм, чтобы умереть или победить… Я не могу остаться дома… Я сильна, и я хочу быть с тобой…

Но он настоял на своем. Он убедил ее остаться, уверяя, что если она будет рядом с ним на поле сражения, опасения за ее жизнь будут отвлекать его и это скорее может погубить их и повредить восстанию.

Со слезами на глазах она простилась с ним прошлой ночью на Старых Шахтах…

— Что с нею?… Не пошла ли она разыскивать меня и не убили ли ее воины атлантов?

Одним прыжком он поднялся на нош и быстро пошел вниз по дорожке. Перелез через стену и стал спускаться о Священного Холма.

Кратчайшая дорога вела мимо дворца его покойного отца.

Минуту Акса-Гуам колебался, но потом решительно зашагал по этой дороге. Она уже вся была очищена от рабов. От времени до времени встречались отряды воинов. О его участии в восстании знали немногие обитатели Священного Холма В своей одежде жреческой касты он беспрепятственно шел вперед.

Подходя ко дворцу отца, он невольно замедлил шаги.

Дворец одной стороной выходил на дорогу, поднимаясь своими тяжелыми колоннами над бронзовой оградой.

И вдруг Акса-Гуам остановился. У него перехватило дыхание.

В одном окне стояла его мать, с растрепанными, седыми космами волос и безумными глазами. Она узнала его, и указывая на него пальцем протянутой руки, истерически захохотала:

— Вот он!.. Вот он!.. — кричала она. — Змееныш! Змееныш! Где ты прячешь голову твоего отца? Она нужна Агушатце… Он делает мумию. Разве бывают мумии без головы?.. Отдай голову отца!.. Отдай голову!..

Две рабыни подхватили ее под руки и силой оттянули от окна.

Акса-Гуам зажал уши и бросился бежать. Но крик матери стоял в его ушах.

— Отдай голову твоего отца!..

Только добежав до моста у канала, он несколько успокоился.

— Бедная мать!.. Голова отца… Она на Старых Шахтах… Голова жреца… Он даже не знает, закопали ли ее в землю…

XIV. Гибель Аты

В Черном Городе еще не улеглось волнение. Толпы рабов наполняли улицы. Воины атлантов не преследовали рабов: Священный Холм очищен, а от кары рабам не убежать.

На широкой площади, где перекрещивались две дороги, какой-то раб узнал его:

— Смотрите! Вот он! Вот — Акса-Гуам, царь рабов!

— Предатель!

— Изменник!

Толпа окружила его. В него полетели камни.

Разоренные женщины протягивали к нему кулаки и кричали!:

— Отдай мне убитого мужа!

— Ты погубил моего сына!

— Где брат мой?

Какой-то раб-фракиец подскочил к нему и сбил его ударом на кучу щебня. Потом посадил, нахлобучил ему на голову свой красный колпак и закричал:

— Коронование царя рабов!

Кольцо толпы сжималось все теснее. Град камней падал на Акеа-Гуама. Окровавленный и бледный сидел он в красном колпаке и смотрел на толпу невидящим взором.

— Что смотреть на него? — сказал раб-бербер, с копьем в руке. — Разве в нем не кровь врагов наших?

— Отойдите!

Рабы отошли в сторону, и раб-бербер пустил копье прямо в грудь АксамГуама,

Но прежде чем оно вонзилось, из толпы раздался женский отчаянный крик, чье-то тело метнулось между Акса-Гуамом и летящим копьем.

Копье пронзило насквозь грудь молодой женщины.

Это была Ата.

_{Копье пронзило грудь молодой женщины. Это была Ата. Она повернула голову к Акса-Гуаму и успела только сказать: «Мою жизнь…» — Кровь хлынула из горла и раны, и она замолчала, тяжело хрипя…}

Она повернула голову к Акса-Гуаму и успела только сказать:

— Мою жизнь… — Кровь хлынула из горла и раны, и она замолчала, тяжело хрипя…

— Ата!.. — крикнул Акса-Гуам. Но силы изменили ему. Он потерял сознание и свалился с кучи камня к трупу Аты.

Толпа отхлынула и затихла, взволнованная неожиданной смертью Аты.

Но тот же раб-бербер, рассерженный тем, что ему испортили меткий удар, которым он хотел похвастаться, закричал:

— Еще одну рабыню сгубил он! Смерть ему! — И бросился к Акса-Гуаму. Несколько рабов последовали за ним.

— Стой, собака! — вдруг вырос, как из под земли, старик Гуамф, заслоняя собой тела Аты и Акса-Гуама.

Рабы остановились в смущении. Старика Гуамфа знали и уважали в Черном Городе.

— Уйди, старик! — понижая тон сказал раб-бербер.

— Звери вы, или люди? — накинулся на него Гуамф. — Вам мало крови? Так убейте и меня, старика!

И обратившись к рабу-берберу, Гуамф продолжал:

— Где ты был, Ширна, когда брали Священный Холм? Ни один из рабов, которые бились там, не поднимет руку на Акса-Гуама: кто-бы он не был, он бился вместе с нами и за нас отдавал жизнь, как последний из рабов. Где ты достал копье, Ширна, которым хотел убить Акса-Гуама и убил мою внучку? Поднял на дороге после сражения? Я знаю тебя и твою шайку! Когда нас давят, вы подлизываетесь к надсмотрщикам и доносите на своих. Когда мы воюем, вы подуськиваете других и выжидаете дома, кто победит, чтобы лягнуть копытом побежденного. Нам всем жилось бы легче, если бы не было таких, как ты. И ты смеешь судить побежденного?

Раб-бербер смутился и замешался в толпу.