Всем смертям назло

Ночью шел дождь. Темноту за окном рвала молния. Таня испуганно ждала удара грома, а его не было. Упругий весенний ветер шуршал по окнам, и казалось, не выдержат напора хрупкие стекла, лопнут и впустят в палату буйство апрельской ночи. У столика дремала дежурная сестра. В забытьи глухо вскрикивал Сергей. Злясь на свое бессилие, завывал ветер.

"Перевезти в Донецк надо бы, но риск велик. Если в дороге откроется кровотечение…" — в сотый раз вспоминала Таня слова Гринь и каждый раз пугалась недоговоренного слова. — Риск… А если бы сегодня она опоздала, ну хотя бы на десять минут?" Таня подошла к окну, всмотрелась в ночь.

— Отдохни, Таня, свалишься ведь… — Как вы думаете, спасут Сережу?

— Что тебе сказать? Такого тяжелого случая в нашей больнице еще не было. Вано Ильич хороший врач, человек добрый, горячий, но… всю жизнь аппендициты, переломы лечил, а тут… Вот вчера… Если бы не докторша из Донецка, кто знает, чем бы все кончилось. Никому и в голову не пришло ввести кровь через сосуды шеи. Привыкли же в руку колоть.

— Что же делать, Клава?

— Если бы на все случаи жизни были готовы ответы! — рассуждая как бы сама с собой, проговорила сестра. — Конечно, самое лучшее — перевезти его в Донецк. Как-никак областной город… и кадры квалифицированней, и возможности выше. Но кто возьмет на себя эту ответственность? Гринь выговаривала нашим врачам; почему не перенесли в операционную? А ведь заведующий отделением запретил Бадьяну трогать его с места. Боятся артериального кровотечения. Советовала сделать сложную операцию, так после, когда уехала. Горюнов сказал: "Советовать все храбрые, а кто поручится, что он выдержит? О том, что на столе зарезали, найдется кому сказать!" А Горюнов всегда говорит словами заведующего. Друзья… Обратись-ка ты, Танюша, в здравотдел.

— К кому?

— Стукало там есть. Главный хирург области. Он поможет.

Под утро Сергей попросил пить. Таня поднесла стакан с водой.

— Пей, Сережа, пей! Врачи рекомендуют больше пить. — Старалась не расплескать воду, крепко сжимала стакан обеими руками и чуть не вслух твердила: "Это в первый раз. От непривычки… привыкну… приучу свои руки к нему…" А они от напряжения дрожали, и вода, минуя Сергеевы губы, текла в нос, к глазам, за шею.

Сергей отдышался.

— Где отец?

— Дома у нас ночует. Завтра ему надо ехать. К тебе приходили ребята. Управляющий трестом был.

— Локти у меня остались?

— Не надо об этом, Сережа. Живут же люди… Я все могу делать. Вот! Таня порывисто встала, протянула руки к лицу Сергея. — Они твои… тоже… на двоих будут. Ты не смотри, что они маленькие и сама я маленькая! Я все смогу! Мы еще лучше других жить будем! — Не дожидаясь ответа, заспешила: Сегодня поеду в Донецк, тебя перевезут туда. Там хорошие доктора, они сразу вылечат!

А новый день нес с собой новые тревоги и опасения. Порой казалось, что минуты жизни Сергея сочтены. Но сильный организм яростно дрался со смертью, гнал ее, и она была вынуждена давать все новые и новые отсрочки.

К вечеру тридцатого апреля зеленый "Москвич", вздымая придорожную пыль, мчался в районный городок. Человек спешил на помощь к другому человеку.

Ознакомившись с историей болезни Петрова, Стукало в окружении свиты врачей прошел в палату.

— Как самочувствие, шахтер?

— Хвастаться нечем, доктор…

— О-о-о! Вы, я вижу, упали духом. Не годится, не годится! Представитель такой мужественной профессии — и какой пример подаете вы больным! Вам предстоит еще долго жить, и, знаете, вспомните когда-нибудь эти дни, стыдно станет за свою слабость. Вот ведь как-cl

Стукало повернулся к врачам, сказал:

— Подготовьте Петрова к эвакуации! Человек рожден жить! Этого в наших стенах никто не должен забывать! Врачи не забывали об этом в бою, под разрывами снарядов… До областной травматологии полета километров. Испугались?..

Стукало вышел. У дверей его встретила Таня.

— Доктор, он будет жить?

— Сколько ему лет?

От встречного вопроса Таня побелела, вихрем пронеслось а мозгу — сейчас скажет: "Жаль, но…" Попятилась назад и замахала руками:

— Не надо, доктор, я не хочу, не надо…

— Что вы, что вы, детка! Я хотел только сказать, сколько ему осталось жить до ста лет.

— Ему двадцать пять.

— Ну вот-с! Значит, семьдесят пять. Повезем его к нам. Сразу скажу: лечиться придется долго. Ожоги заживают не скоро. Крепись, шахтерская жена!

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

1

Ночью в окно заглядывал двурогий серп луны. Когда на него наплывали тучи, в палате становилось совсем уж неуютно. Издалека долетал глухой шум. Он медленно нарастал, переходил в отчетливое рокотание и потом так же медленно затихал.

"Машины идут, дорога недалеко, — думал Сергея, силясь уснуть. — Сколько сейчас времени? Как болят руки. Огнем жжет. Отрезали ведь, а они болят. Почему здесь не дали морфия? Скорее бы наступило утро. Отца уже проводили. Как он обо всем расскажет маме?.."

Рядом заскрипела кровать.

Сонный голос спросил: