Всем парням, которых я когда-либо любила

Младшего братишку Питера зовут Оуэн. Ему двенадцать. Он словно миниатюрная копия Питера, только болтает не так много и не обладает непринужденной манерой Питера. Оуэн хватает пиццу и засовывает ее в рот, не обращая внимания на то, что она слишком горячая. Затем выдыхает горячий воздух и едва не выплевывает кусок обратно на свою тарелку.

– Не смей, Оуэн. У нас гостья, – предупреждает его мама.

– Оставь меня в покое, – бубнит Оуэн.

– Питер рассказывал, что у тебя две сестры, – с улыбкой произносит миссис Кавински, разрезая лист салата на маленькие кусочки. – Должно быть, твоя мама очень счастлива иметь трех девочек.

Я открываю рот, чтобы ответить, но Питер меня опережает:

– Мама Лары Джин умерла, когда она была маленькой. – Он говорит так, будто она уже должна была знать об этом, и смущение пробегает по ее лицу.

– Мне так жаль. Теперь я это припоминаю.

Я быстро отвечаю:

– Мама действительно была счастлива иметь трех девочек. Она была уверена, что третий ребенок будет мальчиком. Говорила, что так привыкла к девочкам, что даже нервничала по этому поводу. Поэтому испытала огромное облегчение, когда родилась девочка. Китти. Мы с моей сестрой Марго тоже. Мы могли бы молиться каждый день, что родилась сестренка, а не братик.

– Эй, а что не так с мальчиками? – протестует Питер.

Миссис Кавински улыбается и кладет еще один кусочек пиццы на тарелку Оуэна.

– Вы варвары. Дикие животные. Могу поспорить, Лара Джин и ее сестры – ангелы.

Питер фыркает.

– Ну… Может быть, Китти наполовину варвар, – признаю я. – Но мы с моей старшей сестрой Марго довольно-таки хорошие.

Миссис Кавински берет салфетку и пытается вытереть томатный соус с лица Оуэна, но он шлепает ее по руке.

– Мам!

Когда она встает, чтобы достать другую пиццу из духовки, Питер говорит мне:

– Видишь, как мама с ним нянчится?

– С тобою она нянчится куда больше, – парирует Оуэн. Мне же он бормочет: – Питер даже не знает, как приготовить рамен[15].

Я смеюсь.

– А ты?

– Еще бы, я уже годы готовлю для себя, – отвечает он.

– Я тоже люблю готовить, – говорю я, делая глоток чая со льдом. – Мы должны преподать Питеру кулинарный урок.

Оуэн внимательно рассматривает меня, а затем говорит:

– На тебе больше косметики, чем было на Женевьеве.

Я отшатываюсь, словно он меня ударил. Я нанесла лишь тушь для ресниц! И немного блеска для губ! Я точно знаю, что Женевьева каждый день пользуется пудрой, тональным и тенями. Плюс, тушь, подводка для глаз и помада!

Питер быстро произносит:

– Заткнись, Оуэн.

Оуэн посмеивается. Я прищуриваюсь. Этот малыш всего на несколько лет старше Китти! Подаюсь вперед и пальцем обвожу в воздухе свое лицо.

– Это все натуральное. Но спасибо за комплимент, Оуэн.

– Пожалуйста, – отвечает он точно так же, как и его старший брат.

***

По дороге домой, я спрашиваю:

– Эй, Питер?

– Что?

– Ничего, забудь.

– Что? Просто спроси.

– Ну… твои родители развелись, верно?

– Ага.

– Часто ты видишься с отцом?

– Нет.

– О, окей. Мне просто было интересно. – Питер выжидающе смотрит на меня. – Что?

– Я просто жду следующего вопроса. Одним ты никогда не ограничиваешься.

– Ну, ты скучаешь по нему?

– По кому?

– Своему отцу.

– О-о. Не знаю. Думаю, я больше скучаю по тому времени, когда он был с нами. Он, мама, я и Оуэн были одной командой. Он приходил на каждую игру по лакроссу. – Питер замолкает. – Он просто… обо всем заботился.

– Полагаю, этим и должны заниматься отцы.

– Вот этим теперь он занимается в своей новой семье, – говорит Питер как само собой разумеющееся, без горечи. – А что насчет тебя? Ты скучаешь по маме?

– Иногда, когда думаю об этом. – Неожиданно для себя я добавляю: – А знаешь, почему я скучаю? По тому, как она меня купала. Точнее, как мыла мои волосы. Тебе не кажется, что когда тебе моют голову, то это самое лучшее ощущение? Теплая вода, пузырьки и пальцы в волосах. Это так приятно.

– Ага, точно.

– Иногда я вообще о ней не думаю, а потом… а потом в мою голову закрадывается одна мысль… мне интересно, что бы она подумала обо мне теперь? Она знала меня только маленькой девочкой, а теперь я уже подросток. Интересно, если бы она увидела меня на улице, то узнала бы?

– Конечно, узнала. Она же твоя мама.

– Знаю, но я очень изменилась. – Неловкость отражается на его лице, уверена, он сожалеет о жалобах на своего отца, потому что тот, по крайней мере, жив. Из-за жалостливого взгляда Питера, я выпрямляюсь и надменным голосом произношу: – Ты же знаешь, я очень зрелая.

Теперь он улыбается.

– Вот как?

– О да. Я многому научилась, Питер.

Когда мы подъезжаем к моему дому, Питер говорит:

– Могу сказать, ты понравилась моей маме.

От этого признания у меня на душе становится теплее. Для меня всегда было очень важно нравиться мамам других людей.