– Генерал, прошу вас сюда, – сказал с почтением главмех и потянул Ана к стенке, на которой красовался внушительный рубильник. – Мы подключились напрямую, в обход коррект-цепей. Теперь достаточно ручку вниз, до упора, точнее, до первого щелчка…
Взгляд его был полон благоговения, преклонения и восхищения. И – непонимания.
– Ясно, понял. Вниз до первого щелчка. – Ан дружески кивнул ему, подал для прощания руку и грустно посмотрел на своих, скорбно пребывающих в молчании. – Ну что ж, кореша, время. Оно не ждет.
Крепко поручкался со всеми, кого расцеловал, кого обнял, кого похлопал крепко по плечу. Ведь столько тысяч лет вместе, в одной упряжке, по одной, вихляющей то вверх, то вниз дороге. Друзья…
– Ан!
– Утес!
– Генерал!
Тот горестно молчал, Исимуд печалился, урки катали желваки, Гиссида и Таммуз вздыхали, нервничали и судорожно лапали глаза. А Мочегон и Красноглаз, эти несгибаемые законники, пускали в унисон слезу, злую, воровскую, скупую.
– Утес! Утес! Утес! Ну, сука, бля, жизнь, ну, сука, бля!
– Ну все, хорош мякнуть. Валите, – быстро заглушил поток страстей Ан. – Время не ждет. Контакт замкну через двадцать минут. Все, увидимся на том свете.
Честно говоря, он вдруг почувствовал приступ тошноты и не хотел показывать напоследок всем содержимое своего желудка.
– Да, да, Утес, увидимся в раю. – Все, не задерживаясь, свалили, а на Ана девятым валом накатила рвота – жесточайшая, выматывающая, до судорог, до крови. Затем наступила слабость. Резко подогнулись ноги, стремительно надвинулся пол, перед глазами чередой пошли туманные картины. Отец, мать, Анту, Нинти, муркот, еще маленьким, смешным зверьком. Таким трогательным, беззащитным, забавным, вислоухим. С длинными, топорщащимися усами, с розовым сопливым носом, с влажным треугольным языком. Очнулся Ан от боли – что-то шершаво-мокрое, напоминающее наждак, вольно гуляло по его лицу.
«Что за черт!» – Он открыл глаза и непроизвольно вздрогнул, увидел над собой муркота. С жуткими убийственными клыками, огромной пастью и тем самым шершавым языком. Напоминающим наждак. В глазах у зверя светилось недоумение – впервые он наблюдал хозяина таким беспомощным и жалким, похожим на всех прочих бесхвостых обезьян…
– Ну, сука. – Ан трудно повернулся на бок, прищурясь, глянул на часы, и внутри у него все оборвалось. Захолодело, оделось инеем, окунулось в жуткий, беспросветный мрак. Пять минут. Уже пять минут, как все должно было закончиться, а он еще вылеживается себе в луже собственной блевотины. Словно патогенно-токсикозная беременная блядь. А что там, небось, творится в хроноботе? Как чувствуют себя, о чем думают сейчас сидящие там ануннаки? Понадеявшиеся на него, уповающие на его мужество, доверившие ему свои жизни. А он, а он… Стыд, как каленым железом, с головы до ног обжег Ана. Мучительным усилием, сдерживая рвоту, он взялся за гриву муркота, встал и медленно, шатаясь из стороны в сторону, трудно дошел до стены. Глубоко вдохнул, обернулся, глянул муркоту в глаза и, уже повисая всей тяжестью на рубильнике, вспомнил слова отца: «…весь вопрос только как».
Глава 2
– А ну дай-ка руку, – требовательно сказал мужик. – Не ссы. Плохого ничего не будет.
Улыбался он хорошо, искренне, бесхитростно, совсем по-детски.
– Так, значит, говоришь, плохого не будет? – не сразу согласился Свалидор, на мгновение задумался и с вескостью велел: – Кажись, не врет. Давай.
– На. – Бродов подал руку, почувствовал крепкую ладонь и осознал вдруг, что начал видеть мир глазами Номера зэт-восемь. Элитно-патентованного бойца по прозвищу Гвидалбархай, что в вольном переводе со стародорбийского примерно означает «потрошитель». Чужие мысли, впечатления, воспоминания нахлынули на него волной, мгновенно закружили голову, до края загрузили информацией. Собственно, как чужие-то? Уже вроде бы свои, кровные, прочувствованные, пережитые…
Заканчивался месяц Фернимор, последний из Зимней Кварты, и вся империя готовилась встречать великий ежегодный праздник – Ночь Возмужания Президента. Повсюду висели его портреты, в эфире транслировались здравицы, женщины державы в едином порыве вожделения писали ему любовные письма: «О, ты, опора вседорбийского мужества. Да укрепится сила в твоих членах, да умножится сперма в чреслах твоих…»