Вселенная против Алекса Вудса

Больничный физиотерапевт дал ему комплекс упражнений, помогающих замедлить процесс ухудшения двигательных навыков и нарушения чувства равновесия. Лестницу у него в доме оборудовали специальным подъемником, в ванной и в коридорах вдоль стен прикрепили прочные перила. Продукты ему ежедневно доставляли на дом сотрудники социальной службы; дважды в неделю литовка по имени Кристина приходила делать уборку. Закончив с пылесосом и влажной тряпкой, она садилась пить с мистером Питерсоном кофе и рассуждать, до чего чудной народ эти англичане. Как ни странно, болезнь сделала мистера Питерсона куда более общительным, и это касалось не только докторов и социальных работников. У него появилась узкая, но постоянная группа преданных друзей, которые навещали его каждую неделю. Миссис Гриффит с регулярностью часового механизма заглядывала в три-четыре дня с домашним печеньем и готовой едой в кастрюльке. Фиона Фиттон и Софи Хэйнс приходили по очереди и приносили аудиокниги и диски с классической музыкой, которые брали в Гластонберийской библиотеке. Поскольку каждый из них теперь узнал все (или почти все) о том, в каком положении оказался мистер Питерсон, у него отпала необходимость скрытничать. Он откровенно и спокойно рассказывал о своей болезни. На вопросы о попытке суицида и госпитализации он отвечал примерно так: «Я не думал, что мне имеет смысл жить дальше, но, похоже, ошибался». Еще он говорил, что ему хочется, чтобы люди поняли: им двигали самые трезвые и здравые соображения. По-моему, он так шутил. Впрочем, я не уверен. Как ни парадоксально, с тех пор, как он узнал о приближающейся смерти, он стал выглядеть гораздо более беззаботным.

Если жизнь мистера Питерсона действительно перешла в более комфортную фазу, то моя, напротив, стала много напряженней. Я жалел, что в сутках всего 24 часа. И не только потому, что мне приходилось каждый день помогать мистеру Питерсону. Оставалось еще несколько важных дел, которые я хотел уладить до поездки в Швейцарию.

Первым в их списке стояло изучение немецкого. Мистер Питерсон говорил, что это необязательно, потому что в клинике (а может, и во всей Швейцарии) все свободно владеют английским, но я решил, что лучше перестраховаться. Понимать речь окружающих — это еще никому не мешало. Мне нужна была уверенность, что я смогу читать дорожные знаки и названия улиц и общаться с пограничниками, персоналом гостиницы и так далее. Я хотел — ради собственного спокойствия — чтобы окружающие меня поняли. К сожалению, к тому времени в школе я по ряду соображений практического и эстетического характера уже выбрал в качестве иностранных языков французский и испанский. Немецкий я решил втиснуть в обеденный перерыв, который длится ровно час.

Я подошел к нашей преподавательнице немецкого фрау Кампишлери и спросил, не согласится ли она давать мне на большой перемене частные уроки немецкого. Она не согласилась, но сообщила мне адрес интернет-ресурса с курсом для начинающих и предложила несколько учебников и аудиокассет для самостоятельных занятий. Отныне пять часов в неделю я посвящал тому, чтобы научиться без посторонней помощи заказывать в ресторане Fr"uhst"uck, спрашивать, как доехать до Busbabnhof, объяснять пограничнику, что wir werden vier Tage bleiben, и прочему в том же духе. Замечу, что хотя в немецком три рода существительных, глагол часто ставится в конце предложения и есть чудовищно длинные слова, например Geschwindigkeitsbegrenzung (ограничение скорости), структурно этот язык похож на английский. На слух он не слишком благозвучен, зато большинство людей знает, что такое немецкий акцент, из фильмов «Большой побег» и «В поисках утраченного ковчега» про Индиану Джонса и из песенки про Neunundneunzig Luftballons.

К сожалению, исполнение второго пункта швейцарского списка — получить водительские права — с самого начала предполагало практически непреодолимые сложности в виде формального юридического запрета. Будь это иначе, я поставил бы проблему с правами на первое место.