Вселенная против Алекса Вудса

…Обнаружила меня, естественно, мама. Она с кухни слышала оба взрыва. Между ними почти минуту стояла тишина. Первый, по ее словам, напоминал отдаленный выстрел. Когда прогремел второй, она решила, что обвалилась крыша. На втором этаже был чудовищный разгром — все усеяно обломками картин, битым стеклом и разными штуками с комода напротив лестницы: ритуальная чаша, оловянные подсвечники, все такое. Дверь в ванную была закрыта, но не заперта. Я валялся на полу, в луже крови и месиве из фарфора. Мама говорит, она закричала так громко, что Стейплтоны, наши престарелые соседи, прибежали не на взрыв, а на ее вопль. И хорошо, что прибежали. Думаю, мама была в таком шоке, что могла не сообразить вызвать «скорую».

Следующие две недели она от меня не отходила и заявила, что ночевать тоже будет в больнице. В конце концов в палату притащили еще одну кровать, потому что иначе мама просто легла бы на полу. Хорошо, что я в это время был в глубокой коме, — не пришлось за нее краснеть. А так я ничего не знал ни о ней, ни о том, что вокруг творится. Хотя мама так не считала.

— Я с тобой каждый день разговаривала. И я точно знала, что какая-то часть тебя слышит, что я говорю.

— А я ничего не слышал, — возразил я в сотый раз.

— Какая-то часть — слышала, — настаивала мама.

— Я почему-то не помню.

Мама улыбнулась:

— Конечно, не помнишь! Ты очень крепко спал. Когда человек спит, он ничего не запоминает. Но это же не значит, что ты не слышишь сквозь сон.

Я аж поморщился. Ну что за бессмыслица! Впрочем, из событий последнего месяца многое казалось бессмыслицей.

Прежде всего сам «несчастный случай». Я, разумеется, в общих чертах знал, что случилось, — от мамы, от Стейплтонов, от фельдшеров «скорой», которые зашли меня навестить, когда я очнулся, — но только в общих чертах. Камень нашли сразу — его трудно было не заметить, но никто точно не знал, упал он на меня или нет. Один из фельдшеров считал, что меня, скорее всего, накрыло обломками, когда обрушился потолок.

— Если бы Камень угодил в тебя напрямую, — сказал он, — мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

К сожалению, мистер Стейплтон, подобравший Камень первым, придерживался того же мнения. По его словам, Камень размером с апельсин весил четыре-пять фунтов. Как двухлитровая бутылка колы.

— ОН БЫЛ КАК БУДТО ИЗ СВИНЦА! — орал сосед.

Глухой как пень мистер Стейплтон всегда орал. Я поинтересовался, как Камень выглядел, и он ответил:

— ЧЕРНЫЙ ТАКОЙ, СТРАННЫЙ, КАК ОТЛИТЫЙ В ФОРМЕ!

Это описание меня нисколько не удовлетворило.

— То есть? — уточнил я. — Что за форма?

— КАКАЯ ЖЕ ЭТО НОРМА, ОН БЫЛ ЛЕДЯНОЙ КАК СМЕРТЬ! — ответил мистер Стейплтон.

— КАКОЙ ОН ФОРМЫ? — по слогам произнес я.

— СТРАННОЙ! БУДТО ИНОПЛАНЕТЯНЕ ЛЕПИЛИ!

Мне страшно хотелось посмотреть на Камень, но мама сказала, что его давно унесли.

— Кто унес? — спросил я.

Мама пожала плечами.

— Знаешь, я уже не помню. Какая-то женщина. Сказала, что она из института, доктор Моника Какая-То-Там. Сам понимаешь, мне было не до нее. Когда она пришла, я как раз собирала вещи в больницу.

— Из какого она института? И куда она унесла мой Камень?

— Лекс, я же говорю — не знаю! Она сказала, что забирает его для каких-то важных опытов. Мне в тот момент было решительно наплевать.

— Но она еще вернется?

— Она ничего не сказала.

— И ты даже не спросила?

— Лекс! Ну сколько раз тебе повторять?

Я расстроился. Теперь из-за маминого недосмотра я никогда не увижу Камень, а у меня на его счет накопилось столько вопросов! И никто мне на них не ответит.

Оставалось утешаться газетными вырезками, собранными Стейплтонами, врачами и медсестрами. Я их читал и перечитывал и по ним начал постепенно собирать картинку, чтобы залатать зияющую дыру в памяти.