Вселенная против Алекса Вудса

Дома я оказался за двадцать минут до мамы, так что успел даже покормить Люси и переодеться в сухое.

Глава 11 Подходящее слово

На следующее утро, ровно в десять, меня вызвал мистер Тредстоун. Водитель автобуса, разумеется, нажаловался, а вместе с ним еще несколько пассажиров. Если вы живете в небольшом поселке, все вас знают в лицо и по фамилии. Особенно если вы — тот самый мальчик, в которого угодил метеор. Так что шансов уйти от ответственности у меня не было.

В вопросах дисциплины, как, впрочем, и во всех остальных вопросах, мистер Тредстоун проявлял невероятную дотошность. К десяти утра, то есть всего за какой-нибудь час, он успел провести целое расследование и собрать об «инциденте» кучу информации. Он поговорил с водителем (разговор, подозреваю, длился недолго и не доставил ему удовольствия) и с двумя пассажирами, ехавшими на нижнем этаже автобуса, — эти сами позвонили в Асквит, чтобы на меня нажаловаться. Затем побеседовал с двумя моими одноклассниками: Эми Джоунс, отец которой заседал в школьном совете, и Полом Хартом — его мать вела у нас уроки изо. Из их показаний мистер Тредстоун узнал следующее: я набросился на Деклана Макбоя и расцарапал ему лицо; возникла потасовка, в ходе которой в окно автобуса улетела некая принадлежащая мне вещь. Таким образом, последовательность событий была с легкостью установлена, и неясными оставались лишь мотивы, которые и следовало немедленно вскрыть. Мистер Тредстоун очень любил докапываться до мотивов. Он часто повторял: сорняк выпалывают вместе с корнем.

В данном случае под сорняком подразумевалось неподобающее поведение.

Разбирательство в кабинете мистера Тредстоуна, как обычно, не заняло много времени. Факты были собраны, выводы сделаны, вердикт вынесен. Мало что могло удержать карающий меч правосудия. Оставались формальности: зачитать показания, сформулировать обвинение, выслушать оправдание и отвергнуть его как не заслуживающее доверия и назначить наказание. Процедура всегда предварялась и заканчивалась нотациями, которые мистер Тредстоун считал важнейшим элементом укрепления дисциплины. Нотации преследовали вполне определенную цель: убедиться, что все поняли природу «сорняка» и не дадут ему разрастись.

Как ни странно, взгляды мистера Тредстоуна на преступление и наказание в общем и целом совпадали с мамиными, хотя по всем остальным вопросам они занимали диаметрально противоположные позиции. Мистер Тредстоун считал, что вандализм, невоспитанность, неопрятный внешний вид и неграмотная речь каким-то образом нарушают вселенскую гармонию и мировой порядок, а потому с ними необходимо бороться. Всякое преступление должно быть наказано, но не формально, а с учетом личности провинившегося. Кроме того, мистер Тредстоун ратовал за публичное раскаяние. Например, когда обнаружилось, что Скотт Сайзвелл, позируя для школьной фотографии, изобразил неприличный жест (преступление проходило по разряду особо глупых), мистер Тредстоун заставил его выступить с покаянной речью перед шестью сотнями соучеников. Простым «Я больше так не буду» он бы ни в коем случае не удовлетворился. Речь, подготовленная под руководством мудрого наставника, длилась четыре минуты и больше всего походила на официальное выступление проштрафившегося политика. Разнимая очередную драку, мистер Тредстоун требовал, чтобы драчуны извинились сперва перед ним, а затем друг перед другом, причем с надлежащей долей искренности, и, наконец, заключили перемирие, скрепленное рукопожатием (крепким, глядя друг другу в глаза, — иначе не считалось). Рукопожатие превращалось в торжественный ритуал, призванный положить конец вражде и обозначить возврат к цивилизованным отношениям в духе уважения к закону.

Принадлежность к цивилизации стала главной темой нотации, которую мистер Тредстоун начал в 10:02.

— Мы живем в цивилизованном обществе, — говорил он. — И как члены цивилизованного общества улаживаем свои разногласия цивилизованными методами. Мы не должны решать свои проблемы с помощью насилия.

Разумеется, мистер Тредстоун говорил гипотетически, то есть имел в виду некий идеал, а не реальную жизнь. Ну, то есть я предполагаю, что он говорил гипотетически. Мистер Питерсон назвал бы его речь бредом сивой кобылы. Как раз в то самое время наше цивилизованное общество вело две крупные войны в пустыне, а тех, кто принимал в них участие, по телевизору называли героями. У нас были атомные подводные лодки, способные стирать с лица земли целые города, и очень многие чрезвычайно цивилизованные люди считали, что это с нашей стороны весьма благоразумно, учитывая, сколько в мире стран (со всеми их жителями), про которых мы точно знаем, что им до цивилизации еще очень далеко.