Всего три дня

— Все, капитан, отбой! — встретил их за переездом Сохань. — Приказано остановиться, занять оборону, ждать подхода главных сил. Перекурим, тачки смажем. — В наступающих сумерках лицо его казалось осунувшимся, усталым, но глаза довольно блестели. — Хорошо прошли! Честное слово, хорошо! И выручил ты нас сейчас просто здорово. Я уж, думал, хана моему батальону. Неплохое взаимодействие получилось, а? Да, а как там твои, отбились от танков?

— Отбились, — неохотно ответил Викторов и с наслаждением снял каску, ставшую вдруг необыкновенно тяжелой. Он подумал, что Сохань, в сущности, неплохой парень. Викторова всегда восхищала мастерская работа, если только она не делалась ради того, чтобы показать превосходство над кем-нибудь. Это качество не понравилось ему в майоре Антоненко: потому-то и разговаривал с ним сдержанно при знакомстве, что заметил, как свысока, с этакой снисходительностью смотрел новый командир на батю и на них, командиров батарей. Сохань тоже поначалу походил на майора, и только теперь, преобразившись, увлекшись «боем» по-настоящему, он стал симпатичен Викторову. Просто ему не хватает порой серьезности.

— Не обижайся, старина, — по-своему понял его нерасположенность к разговору капитан Сохань. — Я же и пострадал, не ты. Уж прости меня, грешника, так и быть.

— Ладно, ладно, — устало сказал Викторов, — и думать давно забыл об этом. Только ты больше ни мне, ни другому таких проверочек не устраивай. Учения тебе не игрушка. Кажется, еще Макаренко сказал, что хорошая игра похожа на хорошую работу? Этого правила придерживаюсь.

«Догадался, чертяка рыжий! — подумал с уважением Сохань. — Как бы полковник Кушнарев тоже не разгадал. Даст накачку — только держись. И комдив еще добавит за баловство. Пора тебе, Сохань, взрослеть. Пора!..»

Но на разборе об этом инциденте командир дивизии упомянул вскользь, сочтя «потери» батальона небольшими. Похвалил старание авангарда и особенно батарею гвардии капитана Викторова за умелые и решительные действия. Викторов уловил, что при этих словах подполковник Савельев прямо-таки расцвел и выразительно посмотрел на майора Антоненко. А тот чуть заметно наклонил голову в знак понимания. И Викторов удивился: однако батя зря времени не терял! Кажется, Савельев здорово преуспел в обращении нового командира, пока они с Соханем «воевали».

Викторов не знал, что в этом есть и его собственный вклад. Но ему и не нужно было знать — важно, что Антоненко изменился прямо на глазах: нет сейчас на его сухощавом лице надменного выражения, которое так не понравилось капитану тогда, на привале…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Аппетитный ноздреватый ломтик луны, похожий на кусок пошехонского сыра, не мог пробить своим тусклым светом густой мрак ночи. Зато это с успехом делали «люстры» — осветительные ракеты, которые время от времени пускали «южные». Мертвенно-бледный свет заливал всю округу — бугорки, холмы, жидкие заросли верблюжьей колючки. Однако наблюдатели обороняющихся вряд ли сумели бы обнаружить хоть какие-нибудь признаки того, что здесь, на краю пустыни, готовится к наступлению целый полк, хотя работы не приостановились. Света ракеты хватало только на нейтральную зону, а до места, где рылись окопы и укрытия для боевых машин, танков и орудийных тягачей, он не доставал. И сотни людей, не обращая внимания на него, бесшумно и быстро орудовали лопатами, торопясь спрятаться, слиться с местностью, чтобы к рассвету, когда должна начаться атака, пустыня выглядела такой же безжизненной, как и до их прихода сюда.

А вот разведчикам командно-наблюдательного пункта, выдвинутого почти к самой нейтральной полосе, «люстры» доставляли немало хлопот. Беззлобно чертыхаясь, солдаты ничком падали на землю раньше, чем успевала вспыхнуть ракета, и замирали неподвижно, пока она не гасла. И тогда они вновь принимались рыть траншею. На рассвете им предстояло начать поиск огневых точек «противника» — его пулеметных гнезд, дотов и дзотов, противотанковых батарей, зарытых в окопах танков, которые надо уничтожить при огневой подготовке, прежде чем рванутся к окопам «южных» наступающие батальоны.

Розовощекий крепыш, дальномерщик Прокофьев с непривычки натер мозоли на руках, но и виду не подавал, копал, яростно бросая землю на плащ-накидку, на которой ее уносили за обратный скат сопки. Рядом потел от усердия буссолист Серафим Машков, которого во взводе величали только по имени-отчеству — Серафим Устинович, потому что он был похож на хозяйственного, вечно чем-то озабоченного мужичка, хотя и никогда не жил в деревне. Помогал им обоим командир отделения разведки старший сержант Гилев, женатый парень, дослуживающий последние месяцы. Когда начало синеть небо, предвещая близкий рассвет, они достаточно углубили траншею, опоясавшую сопку чуть ниже ее вершины, и стали покрывать бруствер дерном с пожухлой травой. Потом растянули над КНП маскировочную сеть и сели передохнуть. На этом оборудование закончилось, можно было устанавливать приборы и приступать к разведке — своей главной работе.