— Ты, кажется, не в тот колледж поступила. В Бостоне вроде как есть католическая
У меня сжимается в животе.
— Туда евреев не берут.
— Вы, двое, успокойтесь, — говорит Кендра. Она вечно такая дипломатка. — Ну почему бы тебе не выйти с нами на несколько часиков?
— Химия. Физика, — повисает тишина. Они все кто на гуманитарном, кто на экономе, так что при упоминании точных наук сразу стихают. — Я лучше в комнату обратно пойду. У меня там свидание с Третьим законом термодинамики.
— Звучит соблазнительно, — говорит Дженн.
Я улыбаюсь, чтобы показать, что ее шутка дошла, а потом, шаркая ногами, удаляюсь в свою комнату, как прилежная ученица беру «Основы химии», но к тому времени, как Великолепная Тройка подходит к двери, у меня веки наливаются свинцом. И я засыпаю, заваленная горой неизученной науки. Так начинается очередной уик-энд «Счастливой Студентки».
Пятнадцать
Я стараюсь как можно дольше не думать о тех выходных, когда приедут родители, а в четверг накануне их визита я осматриваю свою комнату не так, как воспринимаю ее я — стены, кровать, стол, комод, — а как ее увидят мои родители. Это не комната «Счастливой Студентки». Из всех ящиков торчит грязное белье, везде разбросаны бумаги. Моя мать ненавидит бардак. Так что я пропускаю занятия и целый день занимаюсь уборкой. Оттаскиваю всю грязную одежду в стиралку, усаживаюсь и наблюдаю, как там все крутится. Протираю пыль. Убираю в шкаф все, что связано с учебой: распечатки по китайскому, напоминающие кипу нечитанных газет, тесты по химии и физике, на которых красным начертаны ужасающе низкие оценки; лабы с комментариями: «работай тщательнее», «перепроверь расчеты» или самое страшное «нам надо поговорить». Вместо всего этого я для вида раскладываю работы и оценки, полученные в начале года, до того, как я откровенно на все забила. Я распаковываю одеяло, которое мы летом купили в магазине «Все для спальни и ванной и более того», и кладу его прямо на простецкое стеганое одеяльце, под которым я все это время спала. Достаю из коробки какие-то фотографии и расставляю их то здесь, то там. Я даже захожу в местный книжный и покупаю флажок с гербом нашего колледжа и втыкаю его над кроватью. Вуаля. Ученический дух.
Но я почему-то забываю о будильниках. И это меня выдает.
Побухтев на тему того, какая у нас крошечная гостиная, мама входит в нашу спальню, умиляется при виде фотографий Бастера, а потом смотрит на мои почти голые стены и ахает. У нее на лице написан такой ужас, что можно подумать, будто я развесила там снимки с места преступления.
— Где же твоя коллекция?
Я показываю на неоткрытые коробки в шкафу.
— Почему они там?
— От них много шума, — я наскоро придумываю отговорку. — Не хочу, чтобы Кали мешали. — Сама она радио врубает на полную в семь утра.
— Можно же расставить, но не заводить, — говорит мама. — Ведь в этих часах ты сама.
Да? Я не помню, когда начала их собирать. Мама по выходным любила ходить по блошиным рынкам, и однажды я стала коллекционером часов. Какое-то время я действительно страстно ими увлекалась, но не могу вспомнить такого момента, чтобы я увидела старый будильник и подумала: «Хочу их собирать».
— У тебя тут так пустынно по сравнению с половиной Кали, — говорит мама.
— Видела бы ты мою комнату, — папу окутывает ностальгическая дымка. — Мой сосед залепил окна фольгой. И стало похоже на космический корабль. Он говорил, что мы живем в «общаге будущего».
— А у меня комната минималиста.
— Ну, она обладает неким тюремным шармом, — говорит папа.
— Как будто бы «до» и «после» в передаче про домашний декор. — Мама показывает на половину Кали, где каждый квадратный сантиметр стены закрыт постерами, репродукциями и фотографиями. — То, что у тебя, — это «до». — Как будто я сама не поняла.
Мы отправляемся в одну из мастерских, это какая-то безумно скучная лекция об изменениях в оборудовании учебных кабинетов. Мама даже что-то записывает. Папа отмечает все мелочи, которые он помнит со времен своего обучения, и что изменилось. То же самое он делал и в прошлом году, когда мы приезжали сюда в ознакомительных целях; они с мамой так радовались тому, что я буду тут учиться. Вроде как творили свое наследие. Тогда-то еще и я радовалась.
После лекции папа идет на встречу с другими родителями, сдавшими детям колледж по наследству, а мама — пить кофе с мамой Кали. Кажется, они отлично ладят. Либо Кали не сказала своей матери, какая я неудачница, либо она помалкивает из приличия.