Всего один день

Когда мы оказались на вокзале Сент-Панкрас, похожем на огромную пещеру, Уиллем показал мне табло — оно зашелестело. Потом мы понеслись в очередь на «Евростар», где он, очаровав кассиршу, смог обменять свой билет домой на билет в Париж, а потом отдал какое-то слишком уж большое количество английских банкнот за мой билет. А после этого мы полетели на регистрацию, показали паспорта. Я на миг забеспокоилась, что Уиллем заглянет в мой, ведь он принадлежит не Лулу, а Эллисон, более того — не просто какой-нибудь там, а пятнадцатилетней прыщавой Эллисон. Но он не стал этого делать, и мы спустились в футуристический зал ожидания — и уже сразу было пора снова подниматься наверх и садиться в поезд.

И только когда мы плюхнулись на свои места, мне удалось перевести дыхание и осознать, что же я наделала. Я еду в Париж. С незнакомым человеком. С этим вот парнем.

Делая вид, что занимаюсь чемоданом, я украдкой бросаю на него взгляды. Глядя на его лицо, я вспоминаю такие наряды, подвластные только очень стильным девчонкам: какие-то разносортные одежки, которые сами по себе не сочетаются, но на них смотрятся как единое целое. Черты лица резкие, почти угловатые, но губы мягкие и щеки как румяные пирожки. Он одновременно кажется взрослым и юным; умудренным и нежным. Уиллем не такой хорошенький, как Брент Харпер, который выиграл в нашей школе номинацию «Мистер Выпускник» — что было довольно предсказуемо. Но я все равно не могу отвести от него глаз.

И, видимо, не одна я. Вот по проходу идет пара девчонок с рюкзаками, у них темные, подернутые дымкой глаза, в которых читается: «На завтрак у нас секс». Одна из них, проходя мимо нас, улыбается Уиллему и говорит что-то по-французски. Он отвечает — на этом же языке и помогает ей поставить сумку на верхнюю полку. Девчонки садятся через проход в следующем за нашим ряду, та, которая пониже, что-то говорит, и они втроем смеются. Мне хочется поинтересоваться, что она сказала, но я вдруг начинаю чувствовать себя одновременно слишком мелкой и неуместной, как когда тебя сажают за детский стол на День благодарения.

Жаль, что я французского в школе не учила. Я хотела заняться им в начале девятого класса, но родители настояли, чтобы я пошла на китайский.

— Настает век Китая, ты будешь куда более конкурентоспособна, если выучишь язык, — сказала мама. «И за что мне конкурировать?» — подумала я. Но вот я уже четыре года учу китайский и продолжу в колледже.

Я жду, когда Уиллем сядет, но он смотрит на меня, а потом на француженок, которые, уложив свой багаж, пошли куда-то, вращая бедрами.

— Я в поездах всегда чувствую голод. Да и ты свой сэндвич так и не съела, — напоминает он. — Я схожу в кафе за чем-нибудь. Лулу, ты чего хочешь?

Лулу, наверное, выбрала бы что-нибудь экзотическое. Клубнику в шоколаде. Устрицы. Эллисон же из тех, кто питается бутербродами с арахисовым маслом. Я не знаю, чего бы я хотела.

— Что-нибудь на твое усмотрение.

Я провожаю его взглядом. Потом беру из кармашка журнал и читаю какие-то факты о поезде: длина тоннеля под Ла-Маншем — пятьдесят километров. Он открылся в 1994 году, а строился 4 года. Максимальная скорость, набираемая «Евростаром», — триста километров в час. Если бы это была поездка в рамках нашего тура, мисс Фоули скармливала бы нам именно эти банальные факты. Я убираю журнал.

Поезд трогается, но происходит это так мягко, что я лишь замечаю, как поехала платформа. Слышится гудок. За окном на прощание сверкают арки вокзала, а потом мы заезжаем в туннель. Я обвожу взглядом вагон. Все, кажется, рады и чем-то заняты: читают журналы, стучат по клавиатурам ноутбуков, пишут эсэмэски, разговаривают по телефону или со своими спутниками. Я оборачиваюсь назад, но Уиллема еще нет. Француженок тоже.

Тогда я снова беру журнал и читаю обзоры каких-то ресторанов, из которых в голове совершенно ничего не откладывается. Проходит еще несколько минут. Поезд набирает ход, возмущенно проносясь мимо уродливых лондонских складов. Машинист объявляет первую остановку, подходит кондуктор.

— Тут кто-нибудь сидит? — спрашивает он, указывая на пустое место Уиллема.

— Да. — Только вещей нет. И вообще никаких признаков того, что он здесь когда-либо был.

Я смотрю на часы. Десять сорок три. Мы отъехали почти пятнадцать минут назад. Вскоре мы останавливаемся в Эббсфлите, вокзал лощеный и современный. Заходит толпа народу. Возле сиденья Уиллема останавливается мужчина с чемоданчиком, словно собираясь сесть рядом со мной, но, заглянув в билет, идет дальше. Двери издают сигнал, а потом закрываются, и мы мчимся дальше. Город сменяется зеленью. Вдалеке виднеется замок. Поезд жадно пожирает пейзаж; и я воображаю, что за ним остаются кучки земли. Я вцепляюсь в подлокотники, впившись в обивку ногтями, как будто это первый и бесконечный крутой спуск американских горок, после которых волей-неволей попрощаешься с обедом и на которые так любит таскать меня Мелани. Несмотря на то, что вовсю работает кондиционер, у меня на лбу выступают капельки пота.