На весь учебный год за нами закрепили преподавателя все с той же факультетской хирургии – ассистента кафедры Хотомлянскую Иту Наумовну. Ее возраст можно было определить, как «постбальзаковский», лет пятидесяти. Высокая, статная, красивая женщина напоминала скорее донскую казачку, чем еврейку – если судить по имени. Громкий, южнорусский говор, крупное овальное лицо с гладко зачесанными кзади и собранными в пучок черными волосами, насмешливо-пытливый взгляд, убежденного в своей правоте, человека…Ей легко удавалось изобразить на своем лице женское презрение, наигранное недоумение, притворный восторг. Для нее не существовало субординации, безо всякого смущения и подобострастия она общалась с любым высокопоставленным чиновником в институтской иерархии, но с подлинным уважением относилась к авторитетам в нашей профессии. Такой вольности и независимости в немалой степени способствовало то обстоятельство, что Ита Наумовна была женой Ганичкина – ведущего специалиста по раку толстой кишки и в недавнем прошлом директора НИИ онкологии в Песочной. Они жили в старинном доме на углу Кировского и Скороходова, на втором этаже. В подвальчике дома размещался пивбар, который мы часто посещали будучи студентами. Просторная, трехкомнатная квартира была истинно профессорской – антикварная мебель, напольные вазы, хрусталь, фарфор, картины и все в идеальной чистоте и академической тишине. Супруги любили путешествовать, что в те времена было малодоступным занятием для большинства, и объездили весь мир, привозя из заграничных турне разные марки коньяка для своей коллекции. Когда я заканчивал аспирантуру, я еще раз очутился в квартире дома на Кировском. Ганичкин должен был написать отзыв на мою диссертацию, и я , зная, что обычно соискатель сам пишет отзыв – так называемую «рыбу», принес ему подготовленный отзыв и протянул его Ите Наумовне, чтобы она передала мужу. «Что ты.. Андрей Михайлович всегда сам пишет» – и замахала на меня рукой, чтоб я даже и не заикался. Провожая меня в дверях, она расспросила меня о судьбе Джона, Юрочки.. всех помнила. Отзыв Ганичкин дал хороший, дельный.
Занимаясь с нами на шестом курсе, Хотомлянская ставила перед собой задачу расширить наш хирургический кругозор Используя свои связи в хирургических кругах города, она договаривалась с другими клиниками, больницами, чтоб нас там приняли и показали специфику своей работы. Так, благодаря ей , нам посчастливилось увидеть мастэктомию в исполнении С.А. Холдина в НИИ онкологии. Он как раз выполнял расширенную мастэктомию, с удалением грудины, – операцию, которая осталась в хирургии под именем Урбана – Холдина. В его руках это был шедевр. Таких хирургов больше не будет.
Сама Хотмлянская уже почти не оперировала, только раз я видел ее в операционной. Она осуществляла общее курирование нашей группы, а во время практических занятий в клинике нас распределяли по два-три человека к другим преподавателям. С ними мы смотрели больных , ассистировали на операциях. К сожалению, узкая специализация клиники не способствовала приобретению необходимых практических навыков в хирургическом лечении наиболее распространенных заболеваний, с которыми приходится сталкиваться общему хирургу. Занятия в Областной больнице были призваны устранить этот недостаток, но тоже были малоинформативными в целом. Хирургическим отделением там заведовал молодой, талантливый Седлецкий, потомственный хирург, очень энергичный и подвижный. Его все время разрывали на части: то он прилетал откуда-то из области, где оперировал по санавиации, то срочно вызвали в операционную на что-то сложное, то требовали в кабинет к главврачу. Однажды я ему ассистировал на спленэктомии у больного с заболеванием крови. Селезенку он удалил мгновенно, работал быстро и я старался не отставать от предложенного темпа, завязывая швы. После операции он столкнулся в коридоре с Хотомлянской и, кивнув в мою сторону, сказал : «Из него хороший хирург выйдет». Приятно было видеть, что Хотомлянская была с ним согласна. А «хороший хирург» через неделю облажался по полной программе. Мне дали прооперировать острый аппендицит. Впервые! Помогал мне такой же студент-шестикурсник, но из педиатрического. И я, десятки раз присутствовавший на аппенэктомии в качестве зрителя и знавший весь ход операции в деталях, оказался совершенно беспомощным, когда взял в руки скальпель. Еле-еле , неумело и с огромным трудом, я вошел в брюшную полость. У меня ничего не получалось, и главное – я не мог найти купол слепой кишки, чтоб вывести его в рану вместе с отростком. То, что раньше мне представлялось свершено несложным, наблюдая со стороны, внезапно превратилось в неразрешимую проблему. Ассистент, к моему стыду, оказался толковее меня – он предложил поменяться местами и , пусть действуя тоже не безупречно, но смог завершить операцию. Позор!! Я долго переживал свое фиаско.