Всего лишь измена

Вот только моя Виталина хотел покончить с собой. Она убеждала, что мне показалось! Но только я думал потом сотню раз… Что бы случилось, приди я туда всего парой секундочек позже? Загляни я на крышу не в этот момент, а потом…

Я ходил к ней, носил апельсины. Только Вита меня прогоняла. Наверно, стыдилась? Просила уйти.

Как-то раз я дождался, пока её мама вернётся с работы. Караулил в подъезде.

— Анфиса Павловна! — окликнул, когда промелькнула знакомая тень.

— О, Господи! Костя? — она испугалась, прижала ладони к груди.

Я выдавил:

— Ой, извините! Не хотел вас пугать.

Она поманила:

— Идём! Напою тебя чаем. Виточка будет тебе рада.

— Вы думаете? — я покачал головой, — А вот я сомневаюсь.

Анфиса Павловна шумно вздохнула. А я проронил:

— Она на учёбу не ходит, совсем, — а уж после подумал, а знает ли мать? Может, зря я сказал?

Но та только хмуро кивнула:

— Да, Костя. Боюсь, ей сейчас не до этого.

Витка пошла в аспиранты. Я обещался во всём помогать. Но теперь, очевидно, с учёбой было покончено?

— Она заболела? — спросил. А у самого аж кольнуло в груди от предчувствия.

Виткина мама задумалась:

— Ты знаешь, — сказала она, — Можно и так сказать.

Я ухватился за это:

— А чем? Что случилось? Простыла, наверно?

«Немудрено», — про себя подумал, — «Стояла на крыше без шапки в мороз».

Пакет апельсинов в руках шелестел. Там ещё была шоколадка! Любимая Витой «Алёнка». И книга, любовный роман.

— Ой, Костенька, — Анфиса Павловна так прикусила губу, что та побелела. Она была женщиной очень эффектной, высокой и стройной. А волосы стригла всегда под каре, сколько помню её, — Даже не знаю, стоит ли тебе говорить о таком, — прошептала она.

Моё сердце забилось сильнее. Я опустил к ногам этот чёртов пакет, оперся на перила ведущей вверх лестницы. Такие идеи блуждали в моей голове, от которых мой лоб покрывала испарина. Он заразил Виту чем-то серьёзным? Вдруг это ВИЧ? Потому и уехал подальше отсюда! Подонок, сбежал! Я был готов ко всему. И когда Анфиса Павловна выдала версию, то не поверил сперва.

— Вита, конечно, меня не простит. Но я всё же скажу тебе! Она беременна, третий месяц пошёл. Хочет сделать аборт.

Снова вздох и она опустила глаза, будто сама укоряла себя за болтливость. Я переваривал… Вита беременна? Она станет мамой! Она не больна!

— Ну, чего ты смеёшься? — с горечью бросила Виткина мама.

— Анфиса Павловна, — я посерьёзнел, — Я хочу попросить у вас руки вашей дочери.

Она улыбнулась, поправила сумочку, шапку сняла и держала в руках.

— Костя, Костя, — в её голосе слышалась обречённость, — Я-то согласна! А вот согласится ли Вита? Но одно я знаю наверняка. Уж если ты её не отговоришь от аборта, то никто не сумеет.

Я погрустнел. Будто в первый раз не расслышал это слово. Аборт. Выходит, ребёнка не будет?

— А если она его сделает… Я слышал…, - замялся я, словно мальчишка, — В общем, сможет ли Вита родить? Ну, потом?

Анфиса Павловна пожала плечами:

— Не знаю. Всё зависит от доктора. Но если уж Вита решится на это, то я подберу ей врача из своих.

— А… если не сможет? — сглотнул.

— Не сможет решиться? — устало сказала моя потенциальная тёща.

— Не сможет родить, — прошептал.

Она потянулась ко мне, сжала руку чуть выше локтя своей хрупкой ладошкой.

— Костенька, я же не доктор. Мы будем надеяться, что всё будет хорошо.

В тот раз я решился. Пошёл в ювелирный. Но только не в «ЗлатаРус», а в другой! И купил ей кольцо с настоящим бриллиантом. Насколько хватило, такое купил.

Когда заявился с тортом и нарядный. Ну, как нарядный? Не стал одеваться в костюм, чтоб её не пугать. Просто помылся и вытянул волосы, свитер Виткин любимый надел, крупной вязки. Анфиса Павловна всё поняла, лишь взглянув на меня! Вита вышла из спальни. В глазах промелькнула досада. А кого ожидала увидеть? Думала, твой Богачёв прилетел за тобой?

— Ну, я вас оставлю, — моя потенциальная тёща ушла в магазин. Мы остались одни.

Пока Виталина готовила чай, я смотрел на неё. Так осунулась, высохла! А что я хотел? Увидеть округлый живот? На третьем-то месяце рано ещё округляться.

— Ты бы хоть намекнул, что придёшь. Я бы голову вымыла, — раздражённо сказала она и поставила сушки на стол.

— Вит, ты как? — произнёс я с волнением в голосе.

Она отвернулась:

— Нормально.

«Как будто не знаешь», — прочёл по глазам. Её вид, утомлённый, болезненный, вызывал… Даже не жалость! Нет. Кажется, в этот момент, в этой длинной футболке, с ярко-рыжим пучком из волос, я любил её больше, чем даже когда-либо. Я любил её всю! И всё в ней…

Я спохватился, сбежал за тортом. Там, в пакете хранилось ещё кое-что. И ждало своего появления.

— Трюфельный, твой любимый, — поставил на стол коробочек с тортом.

Витка хмыкнула. С тоской поглядела на выпечку:

— Я попозже, окей? А ты налегай. Тебе можно.

Она была близко. Такая родная и хрупкая. Как же он мог так обидеть её, поломать? Сделать больно тому, кого любишь…

«Моя милая рыжая девочка», — подумал с надеждой, — «Я покажу тебе, что это значит, любить. Я никогда не обижу тебя! Только дай мне возможность быть рядом».