Всего лишь измена

Я хочу объяснить Майе суть материнских претензий. Просто матери трудно смириться, что дочь уже выросла. И не нуждается в ней! Ведь нет ничего зазорного в том, чтобы видеться не только в стенах родового гнезда? Прошвырнуться по магазинам, купить что-то, следуя маминой логике. Чмокнуть в румяную щёку и просто сказать ей: «Спасибо за то, что ты есть».

Но в этот момент светофор зажигается ярко-зелёным. Я нажимаю на газ и включаюсь в движение.

— А сколько сбросить? — интересуюсь у дочери.

— Ну, сколько не жалко, — роняет она.

Вот же хитрая! Знает, что мне для неё ничего не жалко. Оставляет на откуп отцу право решать, насколько я сильно ценю наши чувства.

— Пару миллионов хватит? — шучу, совершая манёвр.

— Папочка, более чем! — оценив мою шутку, бросает она.

— Сейчас до дома доберусь, закроюсь в туалете, чтобы мама не видела, и совершу финансовую транзакцию, — обещаю.

Дочурка опять угорает:

— Ой! Только смартфон в унитаз не роняй!

— Постараюсь, — вздыхаю с улыбкой.

Было время. Однажды мой гаджет упал в унитаз. Ещё до появления беспроводной гарнитуры. Когда я бродил по квартире и слушал в наушниках лекции. Он выжил, но был уязвлён и морально подавлен! Ладно, в ведро, или в мойку. Но не в толчок же ронять?

Вечером с Виткой сидим на Кионе. Точнее, лежим на кровати и смотрим Кион. Ещё один новый сериал о проблемах в семье начинается тем, что жена узнаёт об измене. Она плачет, клянёт всех и вся! И размышляет о том, как бы вывалить правду на мужнину голову.

— Представить себе не могу, что могло бы заставить меня изменить, — вырываются вслух размышления.

Вита, чья голова утопает подмышкой, хмыкнув, таращится в стену. Припасённые в миске орешки от неловкого взмаха чуть-чуть не летят на постель.

— Ух, ты ж, чёрт! — собираю упавшие.

— То есть что-то могло бы заставить? — роняет она.

— Чего? — я уже и забыл о чём речь.

— Ну, ты сказал, — Виталина, увы, не забыла, — Что представить не можешь, что бы могло заставить тебя изменить.

— Угу, — отзываюсь, кладу в рот побольше, чтобы дать себе фору.

— Ну, так что-то бы всё же могло? — продолжает.

Рыжие волосы Витки лежат у меня на руке. Расплывчатый запах духов достигает ноздрей. Я вдыхаю:

— Представить себе не могу, — повторяю с такой убеждённостью, которая, стоит сказать, могла убедить и её.

Но не тут-то было!

— И всё же? — звучит настороженный голос.

— Что всё же? — тяну время. Предлагаю Витальке орешек, но она отвергает его.

— Не прикидывайся, Шумилов! Ты сказал, что представить не можешь. А ты возьми и представь!

— Не хочу представлять я такого, — встаю в оборону.

— Какого такого? — пытает она.

— Ооооо, — я вздыхаю, поняв, что уйти от ответа не выйдет.

— Дольская, ну до чего же ты въедлива, — ловлю её в обе руки.

Витка смеётся, боится щекотки. Но всё равно продолжает сквозь смех:

— Нет, скажи! Нет, скажи!

Сжалившись, я отпускаю её. Позволяю улечься удобнее. Она занимает местечко подмышкой и кусает мой голый сосок:

— Между прочим, я жду.

Я смотрю на экран, где сериал продолжается. Кажется, мы пропустили какую-то важную часть. На экране герой и любовница жарко целуют друг друга. Мог бы я изменить этой женщине? Всё равно, что предать себя самого! Ведь она — это я. Не иначе. Столько лет, сколько мы, знать друг друга. Столько лет беззаветно любить…

Да, любовь до какой-то поры оставалась моей. Витка поздно призналась. Но призналась же! Любит. Очень хочется верить, она не врала.

— Наверно, в отместку, — мой голос звучит отстранённо. Как будто не ей говорю, а себе.

— В смысле? — рыжий носик её задирается кверху.

Усмехнувшись, даю разъяснения:

— Если бы ты изменила мне первой, то и я бы тебе изменил. Отомстил, так сказать!

Витка досадливо цокает:

— Так и знала, Шумилов! Ты даже здесь сам не можешь решить ничего. Нет бы, взять и налево пойти от жены. А он разрешения просит.

— А ты? — говорю, убирая со лба её рыжие волосы.

— Что я? — отзывается Вита.

— Ты могла бы мне изменить? — даже просто сказав эту фразу, я чувствую боль в подреберье. Словно сердце сжимается в плотный комок. Изменить, переспать и отдаться другому. Чтобы кто-то другой её трогал, ласкал. Нет! Спустя столько лет нашей близости никому не позволю отнять.

Она, словно чувствуя этот порыв, мою жажду обнять посильнее, жмётся, дышит в подмышку, отвечает на выдохе:

— Нет, никогда.

Мы лежим, утомлённые этим признанием. И слушаем, как героиня клянётся подать на развод.

— Дурацкий сериал, — говорю, когда титры сменяют картинку.

— Согласна, — кивает Виталя.

Беру в руки пульт:

— Вторую серию будем смотреть?

— Да, давай, — с виду небрежно бросает она. Но самой-то охота узнать, что там будет. Подаст на развод, или нет?

Я включаю. Но не проходит и половины, как Витка уже начинает кунять. Её нос утыкается в складку на теле. И мне так щекотно! Но я напряжённо кусаю губу, не хочу шевелиться. Пускай посопит.