Всего лишь интервью? (СИ)

— Ты прав. Но я не могу перестать винить себя в этом.

Каждый подходил к Вите и говорил слова соболезнования и всю ту банальщину, которую говорят на похоронах: «ей там лучше», «она прожила достойную жизнь». Как ни странно, от этих слов не становилось легче.

Настал самый страшный момент — прощание. Люди столпились в один ряд, чтобы попрощаться со своей любимицей. Регламент мероприятия был простым: сначала — близкие покойной, потом — люди из народа. По стёклам громко стучал дождь. Природа тоже прощалась и оплакивала Юлю. Возле гроба стояло три венка: первый — с чёрной лентой и золотыми буквами «Любимой коллеге», второй — «Любимой жене», понятно от кого. Юля действительно делилась на две части — носительница «четвёртой власти» и простая женщина, хранительница домашнего очага.

Днём Юля была гордостью страны, боролась за правду, справедливость, освещала события такими, какими они были. Переступая порог квартиры, она становилась гордостью Вити Пчёлкина. Женщиной, которая смогла влюбить его в себя, подчинив ловеласа и бабника себе. Матерью, которая за дочь порвёт любого. И лишь один Пчёла был знаком с обеими этими личностями.

Священник начал процесс отпевания, произнося свою литию. Оля сжимала руку мужа до покраснений, боясь упасть в обморок. Груз вины свалился на неё. Оля злилась на себя за то, что как подруга, не смогла найти подходящих слов и остановить от безумного решения.

Родители Пчёлы еле сдерживали слёзы. Пчёлкин-старший обычно твёрдый, непоколебимый характером, вытирал слёзы у края глаза и утешал свою жену. Витя хотел подойти к родителям и успокоить их, но Павел Викторович его остановил:

— Витя, не нужно. Мы справимся. Мы знаем, что тебе сложнее.

После окончания церковных обрядов начался процесс прощания. Пчёла был первым в очереди. Белый мягко подтолкнул его. Пчёлкин зажмурился, и под страхом выстрела боялся разомкнуть глаза. Он до чёртиков боялся увидеть свою жену мёртвой. Ведь ещё теплилась надежда на то, что это глупый розыгрыш.

Витя открыл глаза и рухнул на корточки, сжимая кулаки. Он оказался не готов к столкновению с смертью.

Безмятежное, спокойное лицо Юли не хранило в себе никаких эмоций. Казалось, что Юля просто уснула.

Руки, которые нежно обнимали дочь и мужа, сейчас были сложены на груди крестом.

— Ты была прекрасным человеком.

Слова приходилось проталкивать из горла.

— Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне тебя. Я узнал, что такое настоящая любовь. Ты помогла мне вырасти морально, превратиться из сопливого пацана в настоящего мужчину. В самые тяжёлые минуты ты всегда была рядом со мной и протягивала руку помощи. Я не знаю, как я буду жить без тебя.

Он наклонился и коснулся губами лба Юли. Затем Пчёла положил наручные часы Юли рядом с ней. Витя отошёл в сторону, пропуская Олю. Она ограничилась двумя тихими словами:

— Прости меня.

Космос с трудом дошёл до гроба.

— Спасибо тебе за то, что вытащила меня из этого ада, — произнёс он, целуя Юлю в лоб. Каждому было что сказать, за что поблагодарить, что вспомнить.

Юрий Ростиславович тоже был здесь, чтобы сказать «спасибо». Вот только Юля не могла услышать эти слова. Он опоздал с благодарностями, о чём сильно жалел.

Удары молотка, забивавшего гвозди в крышку, отдавались где-то эхом. Мама Вити разрыдалась, причитая:

— Моя доченька, как же мы без тебя?!

Витя отвернулся, не в силах смотреть на свежевырытую яму. Не видел он и как медленно опустили гроб с телом. Его психика больше не выносила этих потрясений, и в конце концов Витя упал в обморок. Белый, которому с трудом удавалось хранить хладнокровие, достал нашатырный спирт и поднёс к носу Пчёлкина. Он очнулся и поднялся, отряхивая чёрные брюки от мокрого, слипшегося снега.

Космос украдкой смотрел на окутанного горем Витю и не решался подойти к нему и сказать кое-что важное. Однако топор войны был зарыт. Это укрепило уверенность Космоса.

— Брат, нам больше нечего делить, — Космос засунул руки в карманы, выдохнув. — Прости меня за всё. Давай больше никогда не будем сраться?

Пчёле стало легче от окончательного перемирия с Косом. Он выпрямился и ответил с еле заметной улыбкой:

— Кос, ты дурак. Я тебя давно простил.

— Братья навеки?

— Навеки.

Кос кинулся с объятиями на Витю, даже не задумавшись, уместно ли это. На душе стало легко. В их дружбу заглянула весна, обещая остаться надолго.

Шмидт воспользовался заминкой и вызвал Белого на разговор.

— Я узнал, где Макс. Я всё узнал о нём. Только новости крайне хреновые.

— Спасибо. Поговорим, когда приедем ко мне в офис. Видишь, Пчёлкин ни черта не воспринимает, — Белый кивнул на Витю, который сидел на снегу возле могилы Юли и не шевелился. Он будто стал ещё одним каменным памятником, отображающего всю глубину супружеской скорби.

— Он хорошо держится, на самом деле, — отметил Шмидт.

— Ему больно, я это чувствую. Но он хрен покажет это. Ты мне одно скажи, Макс причастен к гибели Юли?

Белый так легко задал этот вопрос, будучи уверенным, что Шмидт даст отрицательный ответ, и все подозрения растворятся в небытии. Такая уверенность оказалась фатальной ошибкой.

— Косвенно, — ответил Шмидт.