Переговоры в Ванахейме продлились пять дней. За эти дни Брок проклял кровати ванов все скопом и каждую в отдельности — его спина, привыкшая к жёсткому матрацу, все эти перины категорически не одобряла, под шёлковыми одеялами было жарко спать, а в подушки проваливалась голова.
Неугомонные птицы щебетали днём и ночью. Вода даже в купальнях для охраны благоухала фиалками, нарциссами, пионами и прочей цветочной хренью. Еда была практически безвкусной — ни соли, ни перца, ни пряностей. Зато её почти не надо было жевать.
За время переговоров с Локи пообнимались, кажется, все местные единороги, и Брок, припомнивший, что те подходят только к девственницам, тихо ржал про себя. Хотя что считать мужской девственностью, ещё большой вопрос.
Но всё заканчивается, закончилось и пребывание в этой резной ароматной шкатулке. Локи выглядел очень довольным, Страйк вроде ни разу не облажался, а что ваны ни с кем из них не общались, на это Броку было насрать.
Кстати, про насрать. В Ванахейме, как и в Золотом дворце, сортирной бумаги не было, только гигиенический душ на какой-то там магии. Вот только в Ванахейме вода в этом душе была розовой во всех смыслах — и по цвету, и по запаху.
Словом, вступая на Радужный мост, где пахло только океаном и чем-то, что даже Брок мог определить только как запах звёзд, Страйк фыркал, прочищая ноздри, и радовался, что не придётся сидеть в засаде. Какая засада, когда от них от всех несёт как от магазина косметики вечером после первого дня рождественских распродаж?
Во дворце Локи прямым ходом отправился отчитываться Всеотцу, небрежным жестом отпустив Страйк на все четыре стороны. Бойцы переглянулись, поснимали шлемы и ломанулись в отведённые им помещения.
Брок, топоча, нёсся впереди всех, рассчитывая занырнуть в купальню первым. Там, помнится, было дегтярное мыло — то, что надо, чтобы смыть все эти цветочки!
Какие-то асы — три мужика и девка, которые всюду ходили толпой и вроде бы вместе с Тором — не успели посторониться, и Страйк просто снёс их, вмазав кучерявого рыжего в стену и уронив смазливого блондинчика.
Им заорали вслед, но Страйк только прибавил ходу.
Первым в купальню нырнул Таузиг, за ним посыпались остальные. Дегтярного мыла нашлось всего два куска, и за них немедленно началась драка. Мэй, правда, милостиво согласилась на солевое.
— Знаешь, командир, — сказала она, когда все худо-бедно отмылись, а от дегтярного мыла осталось только две полупрозрачные пластиночки. — Этот Ванахейм был в чём-то даже похуже Трискелиона.
— Как «Сефора», только не на полдня, а на неделю, — пожаловался Таузиг, которого его гламурно-ванильные подружки все, как одна, обожали таскать по магазинам. И плевать они хотели, что у мужика от сильных запахов сначала начинается почихота, а потом отшибает соображалку.
— Да ладно, — широко улыбнулся Лютик. — Это ж мечта всех девочек от двух до шестнадцати.
— Ага, — закивал Лаки. — Я двоюродной племяшке домик для барби подарил как-то на Рождество, вот очень на этот Ванахейм похоже.
— За себя говорите, девочки, — огрызнулась Мэй. — Мне такая хрень никогда не нравилась.
— Мы все знаем, что крепче, чем у тебя, яйца только у командира, — заверил Глазго и брызнул в неё водой. — Где Хильда твоя? Почему не встречает?
—За ней царица обещала присмотреть, — ответила Мэй.
В общей комнате что-то загремело.
— Кто копья кое-как поставил? — лениво рыкнул Брок, разнежившийся в тёплой воде. — Таузиг, вымылся? Иди прибери, а потом дуй к своей Мымре!
— Да, командир! — рявкнул тот и выскочил из воды, сверкнув мокрой волосатой жопой.
Лысина у него появилась годам к двадцати пяти, зато по телу шерсть росла даже на лопатках.
Постепенно из купальни начали выбираться и остальные — Лютик с Глазго, у которых не сложилось в Ванахейме, намылились потрахаться в своей комнате; Мэй решила, что соскучилась по Гримхильде; прочих Брок отправил приводить в порядок броню и обмундирование.
Сам он вылез из воды последним, вытерся, уложил примятые шлемом волосы, полюбовался на себя в золотом зеркале — это делать он не уставал никогда.
Что бы Брок ни думал про Локи, он был ему должен по гроб жизни. За эту самую жизнь, за здоровье, за вернувшуюся молодость. Кто бы что ни говорил о том, что мужчина, как хороший коньяк, с возрастом только лучше, как бы Брок ни морщился, видя свою смазливую тридцатилетнюю морду в отражении, это было гораздо лучше, чем накатывающийся лавиной возраст и та черта, за которой дорога ему была только в тренеры и офисные сидельцы.
И за Страйк Брок был должен. За каждого оставшегося в живых, вылеченного, вернувшего молодость. За дуру Гримхильду и тупую Мымру.
Так что хрен с ним, с Ванахеймом. Вроде бы среди Девяти миров прочие не такие… ароматные.
Тут Брок вспомнил про Муспельхейм с его огненными демонами и лавовыми озёрами, про Йотунхейм с его льдами, и хмыкнул. Может, Ванахейм ещё и не так плох. И вообще не помешает узнать про Девять миров побольше.