– У меня была женщина. Любовница… Я потратил на неё уйму денег, хотя не в этом суть. Я действительно её любил… А она сказала, что я деньгами пытался восполнить то внимание и те чувства, что ей от меня не достались – по причине моей занятости. И ещё по одной причине – я был женат. Конечно, я не мог столько времени проводить с ней, сколько бы ей хотелось. Но, покупая для неё новую сумочку или украшение, я искренне надеялся доставить ей радость. Однако радость была короткой.
Я не оправдываюсь. Предложить ей большее у меня не было на тот момент возможности. Наверное, я недооценил её ум, глубину… Она была хороша собой, её хотелось украсить, хотелось баловать. А ей нужна была духовная близость и слияние наших душ. Понимаешь? Что платье? Платье изнашивается, выходит из моды, его можно заменить другим. А душа в душу, как она мечтала, это ведь значит – чем-то пожертвовать.
Она не могла меня делить. Не потому что была ревнива или эгоистична, нет. Просто она была слишком честна, чтобы жить двойной жизнью и позволять это делать мне. Она так и говорила: «Я не хочу в этом участвовать. Это меня оскорбляет».
Как всякая нормальная женщина, она радовалась обновкам, особенно когда реально в них нуждалась. Но потом ещё больше сникала, словно ребенок, которому вместо ласки сунули очередную игрушку… Спустя десять лет я понимаю, как она страдала, и удивляюсь её мужеству и терпению. Ведь она молчала и вроде бы продолжала получать удовольствие от нашего общения. Но всё чаще отводила взгляд умных, больших глаз. И усмешка такая появилась на губах… ироничная, если не сказать – горькая.
А я иногда бесился. Злился на неё. И моей претензией была её, якобы, холодность. Внутренне я почти требовал от неё отдачи, страсти, бурного выражения чувств… Да, её глаза сияли, когда я купил ей колечко с бриллиантом, но потом, вечером, уехал домой, к семье, оставив её одну с этим колечком, которое не могло заменить меня, моего присутствия, моих рук. Зачем оно было ей? Чтобы выглядеть эффектно? Она и без украшений оставалась восхитительна. В ней было всё, что нужно мужчине для счастья. Ум, доброта, юмор, лёгкость, умение выслушать, желание помочь. И огромное желание любить! Любить открыто, безоглядно… А я пропадал неделями. И появлялся с очередным подарком. Материальным, разумеется. И мне все чаще приходилось видеть на её лице следы разочарования.
Самое интересное, что она не ждала от меня поступка, не намекала на него. Она в самом начале сказала, что ей не нужен чужой муж. Тем более, отец двоих детей. Но она полюбила меня и мучилась наверняка. Не могла отказаться просто так от этих отношений. Ведь нам было очень хорошо вместе – во всех смыслах. Представляю, как ей было больно.
Тогда мне казалось – я её осчастливил. А чем? Тем, что поменял ей гардероб? Купил три пары лишних туфель? Отправил её в отпуск на Багамы? Одну… Да… Только сейчас, став старше на десять лет, я её по-настоящему понимаю. А вернуть ничего нельзя. Она исчезла безвозвратно. И, знаешь, я теперь плачу по ней иногда ночами. А искать боюсь. Не хочу нарушать её жизнь. Ведь она наверняка счастлива. Она этого заслуживает. А я понял всё, только когда её потерял…
Хосе смолк.
Не хочу Серёжу терять! Пусть я даже ничего никогда не пойму!
На свою тему, косвенно перекликавшуюся с историей Хосе, мне вдруг захотелось подумать в одиночестве.
Хосе по-прежнему страстно курил и надсадно кашлял. Он всю предыдущую ночь промучился на узком диванчике и наверняка станет хотя бы мысленно претендовать на свою матримониальную постель. И я не смогу с чистой совестью уснуть. И длинные тёмные коридоры квартиры повергали меня в дополнительное уныние.
Да что огород городить? Не пойду больше к Хосе. Я видела у него на кухне жирного таракана. Хосе – худой, таракан – жирный. Невыносимо!
На самом деле хотелось бежать прежде всего от боли, свидетелем которой нечаянно стал этот маленький, добрый, ни в чём неповинный каталонец.
– Знаешь, Хосе, спасибо тебе огромное, я тронута твоим вниманием и заботой, правда. Но я к тебе ночевать не пойду.
– А куда же ты пойдёшь? Где найдёшь гостиницу? Ты города не знаешь, у тебя сил на поиски нет – я вижу!
– Не волнуйся, я сильнее, чем ты думаешь. А, может, и сильнее, чем предполагаю сама.
– Но время уже почти восемь, скоро начнет темнеть!
– Прости… Мне надо побыть одной…
Хосе замолчал, опустив небогатырские плечи, и полез в пачку за очередной сигаретой.
– Извини, Хосе, я пойду. А то и правда стемнеёт…
Мимо Саграды вдруг продефилировал абсолютно голый мужчина с повязкой на голове и рюкзаком за плечами. Он шёл неспешно и обыденно, словно был одет как все остальные. «Хочет быть независимым…» – вяло подумала я. На больного мужчина не походил. Возможно, это была краткосрочная акция протеста – до первого столкновения с полицией. А, может быть, ему так одиноко и безысходно, что он дошёл до крайней степени отчаяния, в надежде привлечь к себе внимание. Всё-таки это лучше самосожжения…
Хосе, понурившись, поплёлся в сторону метро, сказав напоследок: