Всего 50

Женщина лет пятидесяти толкала перед собой инвалидную коляску с дряхлым стариком в кепке и пританцовывала в такт музыке, чётко повторяя движения сарданы.

Старик жевал впавшим ртом, постукивал иссохшей кистью руки по подлокотнику и блаженно улыбался.

Бурные аплодисменты в конце, улыбки и всеобщее ликование создавали ощущение единения человека с человеком, на площади Барселоны, посреди Мироздания… И я чувствовала диафрагмой, что влюбляюсь в этот искрящийся город навеки.

Напротив Кафедрального собора рядком стояли такси-рикши, под названием «трикси» – низкой посадки велосипеды, встроенные в каркас современной элипсообразной повозки без дверей. Водители – сплошь молодые люди – с надеждой поглядывали на туристов.

Подойдя к одному из них, я спросила из чистого любопытства, сколько стоит такая прогулка по городу.

– Десять евро. Или шесть – в зависимости от маршрута, – ответил поджарый брюнет в шортиках. – Трикси – прекрасная альтернатива обычному такси, экологически продуманный релакс – без выхлопных газов. Но за десять евро я вам ещё и расскажу про город всё, что знаю.

– На каком языке?

– А какой вы хорошо понимаете?

– А вы что, на всех языках мира говорите?

– На пяти.

– Ну, вы гигант! Тогда я выбираю немецкий.

– Я не гигант, я – Томас, – улыбнулся молодой мужчина.

Симпатичный «рикша», оказавшийся наполовину немцем, в медитативном темпе повез меня по узеньким, прохладным улочкам готического квартала под названием «Барри готик».

Томас притормаживал, где я просила, и терпеливо ждал, пока я сделаю фото.

Мы отметились у всех основных достопримечательностей. В заключение рикша-полиглот показал мне кафе под кроной ветвистого дерева, в закрытом тихом дворике-колодце.

– Советую перекусить при желании здесь. Кухня неплохая и атмосфера исключительная. Тут за углом ещё магазин масок всевозможных – тысячи вариантов. Готический квартал вообще весь в маленьких магазинах и лавочках. Здесь располагался в тринадцатом-четырнадцатом веках еврейский район, процветала торговля. Теперь они вернулись, нуворишами, – вот эта часть, вправо от улицы Ферран…

Улочка «Либреттерия» скрещивалась с улочкой «Рая», оказавшейся совершенно пустой, – только прогуливала свою собачку женщина в халате.

Недлинная улица «Рая» сначала шла в горку, как и положено тернистому пути в Эдем, но потом сделала зигзаг и снова вывела меня к Кафедральному собору.

В двух шагах от собора, на улочке Комтес, снимали кино – в обычном режиме, без окриков, не нагоняя страха на прохожих. Но команда «Мотор!» и здесь звучала завораживающе-эффектно. Кино – это магия, что и говорить…

На небольшой площади Сант Иу играл скрипач в тёмно-синей рубашке-поло, такого же цвета шортах и мокасинах. «Жгучий брюнет» лет тридцати с небольшим несколько устало водил смычком по струнам. Звучал «Обливиод» Астора Пьяцоллы – романтическая, унылая, но светлая музыка.

Мрачноватый на вид скрипач прислонился к стене и, согнув ногу в колене, приставил к стене ступню. Закончив «Обливиод», он принялся за «Кармен» Бизе, легко прохаживаясь туда-сюда, в такт музыке заворачивая за угол и оглядывая большим тёмным оком прохожих. Почти все проходили мимо, а он продолжал играть.

На каменных плитах стоял динамик, из которого раздавалась записанная основная партия.

Музыкант сел на стульчик, и на левой вытянутой ноге его обнажились вспухшие вены, безобразный варикоз. Издержки профессии…

Ему бросали в футляр от скрипки монеты, благодаря за искусство, а он, не отвечая на взгляд, продолжал играть – профессионально, с чувством.

На площади появилась группа туристов, сплотившаяся вокруг гида.

Гид взялся было перекрикивать скрипку, но музыкант всё равно продолжал концерт. Акустика колодца площади усиливала все звуки, без разбора.

Группа вплотную приблизилась к музыканту, чтобы разглядеть показанный гидом иероглиф на стене, перекрыла собой скрипача от публики, но тот не смолкал.

Это походило на состязание. На диске началась запись венгерского чардаша, и сцена превратилась в батальную: кто – кого!

На лице скрипача не читалось ни одной эмоции. Гид не уступал. Так они и провели свои партии до конца, пока туристы не унеслись за гидом дальше. Непроницаемый и, казалось, презирающий туристов, проходящих мимо его лежащего на земле футляра, скрипач остервенело продолжал трудиться. Пока не кончилась вся запись.

Это, наверное, как петь «под фанеру» – непросто, – подумала я.

Концерт закончился. Какие-то парень с девушкой принесли скрипачу пиццу, и компания села на ступеньки, перекусывать.

Бродячий музыкант с грустными чёрными глазами оказался румыном из Бухареста, отцом восьмилетнего ребенка.

– Сеньора, это трудно, а иногда и неприятно, будучи музыкантом большого национального оркестра, стоять тут, но нужно давать образование ребенку… – признался он мне, когда я подошла его поблагодарить.