Самойлов и в самом деле не ожидал от себя такого. Он, в принципе, над подобным вопросом не задумывался. Предложение Алексея застало его врасплох, и он ответил тому чисто спонтанно, как бы подсознательно и неожиданно даже для него самого. Но душой он не кривил, каким был его ответ, такое же чувствовалось и у него в душе. Что–то там перевернулось или, возможно, просто вернулось на круги своя. Так же, как не хотелось ему пить в Тараще, так не было к этому тяги и сейчас в Киеве. Всё же, здорово, наверное, на него повлияла ночь, проведенная с Тамарой. Как говорится, клин клином вышибают. Может быть, и в этом случае было нечто подобное. Только клин был не той формы, или точнее не из той породы дерева, потому что форма клина едина. Он ещё в автобусе из Киева домой, на следующий день после этой ночи, хорошенько размышляя, определил для себя свой теперешний статус — сначала было пьянство, а теперь ещё и разврат. Как ни странно, но именно так Самойлов назвал для себя ночную ситуацию. На самом деле это было, конечно же, пока что не так, но по горячим следам мысли у Виктора были именно таковыми. Он прекрасно знал, что в общежитии иногда пары уединяются для подобных развлечений (как те же Алёна с Димкой), но он не одобрял этого, и для себя считал такую ситуацию неприемлемой; была бы любовь или хотя бы симпатия — это другое дело, а просто так — нет (хотя у тех же Алёны с Димкой симпатия таки была). Но, поди ж, случилось такое и с ним самим. Нет, и в автобусе, и позже дома Виктор не давал себе никаких зароков в отношении выпивки и секса, но его спонтанный ответ Лёхе сегодня, всё же, был искренним. Такие вот мысли и поступки способствовали тому, что выделенные отцом деньги на покупку тёплых ботинок, и в самом деле, были потрачены Самойловым по прямому назначению. Причём обошлось и без обмывания новой покупки. Правда, пока что Виктор новую обувь ещё не надевал, не было такой нужды — уже заканчивался последний месяц зимы.
С приближением весны, как это обычно бывает, повысилась активность студентов в посещении развлекательных мероприятий, этому способствовало их значительно улучшенное настроение после холодной зимы и в преддверии тёплых весенних деньков. Виктор с непонятной для него радостью окунулся в атмосферу этого духовного, культурного отдыха (интеллектуального, каким он назвал его Алексею). Теперь один–два раза в месяц (а иногда и чаще) он стал бывать в театре, чего ранее не бывало — больше кино да концерты. А посмотреть в Киеве было что — пусть театров было не так уж много (не сравнить с Москвой), но спектакли в них ставились интересные да и артисты играли известные. Самойлов побывал в Театре русской драмы, увидев там игру таких актёров как Ада Роговцева, Константина Ершова, Юрия Лаврова, Ирины Буниной (а в следующем году ещё и игру молодой артистки Валерии Заклунной, принятой в труппу театра только осенью 1966‑го года). Правда, ему пока что не удалось посмотреть игру Роговцевой в спектакле «Варшавская мелодия», но он надеялся ещё её там увидеть.
Самойлов также открыл для себя Киевский театр музыкальной комедии (в этом же году он был переименован в Киевский государственный театр оперетты), организованный ещё в 1934‑м году. Ранее подобные весёлые музыкальные спектакли ему видеть не доводилось — по телевизору их практически не показывали, а на сцене районного Дома Культуры (даже когда приезжали гастролирующие театры) шли пьесы более серьёзного содержания. А такие искромётные, заполненные музыкой (а порой и танцами) спектакли Виктору очень понравились. Следует сказать, что Самойлов до того уже десятки раз проходил мимо здания этого театра, которое находилось на ул. Красноармейской, рядом с Республиканским стадионом. Это было помещение бывшего Троицкого народного дома — своего рода «дома культуры» начала ХХ-го века. Особым успехом у зрителей пользовались такие спектакли театра как: «Белая акация», «Свадьба в Малиновке», «Последний чардаш», «Желаем счастья» и другие. В этом театре Виктору посчастливилось увидеть также игру известной (немолодой уже — ровесницы века) народной артистки Украинской ССР Веры Петровны Новинской. Даже в свои года она обладала по–прежнему звонким, как колокольчик, голосом и легко танцевала.