Всегда Ты

Быстро сушу волосы, осторожно укладывая их на пробор. Подкрашиваю ресницы и припудриваю свои веснушки, предварительно смазав их кремом с SPF-защитой. Снимаю с вешалки свой короткий трапециевидный голубой сарафан и облачаюсь в него, выбегая из ванной.

В нос ударяет знакомый тяжелый аромат духов, и я замираю в полёте, будто на стену налетела. Улыбка мгновенно тает и превращается в гримасу. Из кухни до меня долетаю приглушенные голоса, и я некоторое время мнусь в нерешительности.

Что мне делать? Мешать или не мешать?

Чтобы не хлопать дверью, оставляю её открытой, и медленно двигаюсь на звук, прочерчивая по стене линию пальцами. Смотрю себе под ноги, прислушиваясь.

— …хватит меня терроризировать! — восклицает Лилия Благова и я замираю на полпути. — Почему ты у меня такой бесчувственный?!

Во мне снова поднимается протест, отчего я хмурюсь и сжимаю губы.

Мой Благов не бесчувственный! У него много всяких грешков, но он точно не бесчувственный!

Паша молчит, и я волнуюсь. Мне не нравится, что его кто-то отчитывает, тем более родная мать.

— Я всю жизнь вам с Егором отдала!.. — продолжает звенеть женский голос. Прислоняюсь спиной к стене и складываю руки на груди. — Если бы не я, ваш отец до сих пор сидел бы в Аргентине! А ты всё делаешь мне на зло! За что?! Я плохая мать?!

— Нет, это я плохой сын, — раздаётся мрачный голос моего Грубияна. — Мы же это давно выяснили.

Хмурюсь ещё больше, мечтая быть рядом с ним.

— Я думала, может, хоть сейчас ты одумался! — кричит она. — Нет, ты как твоя бабка Анна, упрямый! Я тебя на коленях умоляла не ехать в Америку, теперь тебе ЦСКА понадобилось! Кому ты что доказываешь?! Ты и Егору голову задурил! Знаешь, сколько я ему ту должность выбивала? Такой диплом пропадает! Он теперь вообще никого не слушает!

— Егору двадцать пять, — спокойно отвечает Паша, но я слышу нотки раздражения за этим спокойствием. — Он в состоянии для себя приоритеты расставить.

— Ничего он не в состоянии расставить! — восклицает его мать срывающимся голосом. — Что, он до пенсии будет мяч гонять?! Я вам всё дала! А вы как ломти отрезанные, как волчата! Ты к нам в Испанию один раз за шесть лет приехал! Мы тебе что, не родители?! Когда ты уже правильно жить начнёшь?! Теперь ещё подобрал какую-то…

Подпрыгиваю на месте, потому что женщину заставляет умолкнуть оглушительный удар кулака по столу. Хватаюсь за колотящееся сердце, когда слышу звенящий от злости голос Благова:

— Как мне жить, я сама знаю, — пролаивает он. — Отец всегда хотел остаться в Аргентине, но тебе чхать на это было! Ты свои приоритеты спутала с нашими, а я тебе ещё в семнадцать сказал, так как ты хочешь, ничего не будет! Мы тебе не обезьяны дрессированные. Сейчас ты в моем доме, и здесь я хозяин, а ты гость.

— Вот как ты заговорил… — в шоке выдыхает Лилия Павловна. — Хорош сынок, ничего не скажешь!

Взволнованно тереблю край своего топа. По коже бегут холодные мурашки. Я не знаю, кто у них прав, а кто виноват, но я всегда за Пашу. В любом случае. И ещё, я не сомневаюсь, что Благов уже в семнадцать знал, как правильно качать свои права.

— Всё это я говорил тебе давным-давно, — уже более спокойно начинает он, быстро взяв себя в руки. — Если ты до сих пор выводы не сделала, то это тупик для нас всех. Если ты хочешь поддерживать нормальные отношения, ты извинишься перед Катей. Если нет, сама знаешь, что будет.

— Я не собираюсь извиняться, у тебя сегодня одна, завтра другая!

Неприязненно сглатываю.

— Если бы ты так думала, даже пальцем не пошевелила бы, — усмехается Благов. — Ты знаешь что нужно сделать. Когда созреешь, приходи. Мы тебя ждём в любой день.

Слышу его шаги и не знаю, куда деваться, отлипнув от стены в панике. Он выходит в коридор так быстро, что я даже попятиться не успела. На ходу подхватывает мой локоть, будто не сомневался, что я стану подслушивать, и спрашивает, окинув меня взглядом с головы до ног:

— Готова?

— Эммм…да… — отвечаю, посматривая на кухню.

Его пальцы проходятся по низкому вырезу моего сарафана, откуда с ним развязно кокетничает моя грудь при поддержке пуш-апа. Согласна, она выгляди больше, чем на самом деле, но, так многие делают! Паша смотрит в мои глаза, очевидно, тоже привлеченный этой метаморфозой. Его глаза заинтересованно посверкивают, от чего на моих щеках расцветает румянец.

— Иди, обувайся, — низким подхриповатым голосом велит он, продолжая разглядывать мой вырез.

Мои соски напрягаются, но он об этом не узнает. Я от одного его взгляда иду налево, когда должна идти направо.

— Мои глаза выше… — сообщаю, дерзко вздёрнув нос.

— Тогда бери их и обувайся, — шутливо рычит он. — Живо.

Иду спиной назад, тихо говоря:

— Ты не бесчувственный.

— Серьёзно? — усмехается Паша-самодур.

— Да, — киваю, скрываясь за дверью. — Просто невыносимый…

Лыблюсь во все зубы, застегивая свой рюкзак, и быстро достаю с полки свои "коллекционные" конверсы. Запихиваю в них ноги в белых носочках и вылетаю в коридор, улыбнувшись своему отражению.