Всегда один

— Обдумал. Время не требуется. Требуется адвокат, — впрочем, у меня голос, подозреваю, звучит не лучше.

— Адвока-а-ат, — с издёвкой протянул следователь.

И ухмылка у него тоже мерзкая. И девушки его не любят — с таким-то лицом, вот наверняка. Я напрягся, пытаясь придумать что-нибудь ещё, как-то обругать этого урода хотя бы про себя, если уж не могу вслух, но тут, видимо, он подал какой-то незаметный знак конвоирам, потому как мощным ударом меня просто сдуло с табурета на пол.

Корчусь на полу, хриплю, пускаю слюни. Голос мой не очень? Так я и выгляжу не лучше. "В высшей степени неэстетично", как сказал бы какой-нибудь культурный человек. Не я.

— Ну, как вам ваш новый адвокат? — привстав со своего места и нагнувшись над столом, издевается фсбшник. — Адвокат, добавьте-ка подозреваемому, он желает пообщаться с вами ещё!

Ну и новый удар в бок, с ноги. Выпадаю из реальности...

Глава 20. Подруга подкинула проблем

Опять допрос, опять ночью, опять пробежка по коридорам. Ха, за столом напротив — Лысый! Теперь-то всё соответствует — реально лысый, совсем. Здорово изменился — понятно, сколько лет прошло, но узнать легко.

— Ну что — здравствуй, Александр, — и лицо такое участливое.

— И тебе не хворать... — замялся я.

Он, конечно, просёк сразу:

— Ты не парься, так и зови — Лысый, я привык, за столько-то лет.

— Я уж лучше по традиции — "гражданин начальник", — злобно пробурчал я.

— Или так, — легко согласился он. — Где я служу — в курсе? Знаешь, вижу. Поговорим?

Тут Лысый поднял глаза и без паузы сказал невидимым охранникам через мою голову:

— Свободны, — сзади послышался невнятный звук, но он только кивнул головой и бросил отрывисто: — Я справлюсь.

Сел, достал из тумбочки под столом несколько листов, что-то там вроде напечатано — не видно отсюда.

— Ну что — поехали? — странный. Меня-то что спрашивать? Заколебали своими идиотскими вопросами ни о чём.

Но тут уже наконец-то пошла конкретика: ФИО спросил, где живу, где работаю. На известие о том, что пару недель назад уволился из Концерна, только покивал глубокомысленно. И всё время что-то пишет. Лысый — пишет. Ручкой, на бумаге! Вот совершенно не могу себе его представить пишущим тогда, в школе... Что-то поменялось, и неслабо. И да — я помню рассказ про то, как он сыграл "золотых" курьеров с Альбой, помню. Ясно, что он теперь в сто раз опаснее, чем тогда, в детстве, когда можно было максимум словить от него плюху и облегчённо завалиться на траву... теперь ставки выше. Не расслабляюсь.

Перестал писать, постучал ручкой себе по губам — детский какой-то жест... бросил её на стол, выпрямился.

— Значит, так, Тумин. Положение своё осознаёшь? Или обрисовать кратенько? — взгляд жёсткий, холодный.

— Осознаю. Но и обрисовать не помешает. А то мне так до сих пор никто и не сказал, за каким чёртом вы... — меня, похоже, опять начинает нести.

— Тихо, тихо! Разошёлся тут... Или ты думаешь, я тебя без охраны не успокою?

— Не думаю, — опустив глаза, злобно проговорил я.

— Вот и замечательно, — откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы в замок на столе. — А положение твоё таково: ты — преступник. Причём, очень тупой: сила есть, ума не надо. Так, Тумин? Думаешь, если научился трюки выделывать со своими переходами за границу, так уже и всё, бога за бороду схватил? Нет, родной, Родина не дремлет!

— Родина... Ты, что ли — Родина? — ох, нарываюсь я. Но удержаться не могу.

Но Лысый отреагировал неожиданно спокойно:

— А кто? Конечно я. Ну вот посмотри на нас двоих и сам подумай: кто из нас — Россия? Неужели какие-то сомнения могут быть?

Спорить не хочу — глупо в моем положении. Помолчали.

— Значит, так. Для начала, я хочу знать, что, куда и кому ты таскал. За границу из России, ну и оттуда сюда. И давай без запирательств — всё равно никто тебе не поверит, что обошлось только "запрещёнкой", — я порываюсь вставить свою фразу, но он жестом меня затыкает. — Плюс к тому, ты сейчас напишешь мне чистосердечное по контрабанде.

Я слегка мотнул головой.

— Что? — холодно уронил Лысый.

— Не буду. Против себя не буду... — промычал я.

Лысый резко вскочил, в два прыжка обогнул стол, и прямо с ходу, без размаха, засадил мне в ухо с правой. Я, естественно, слетел с табурета вниз, руки в наручниках сзади, неудобно, поэтому ещё дополнительно здорово приложился головой об пол. Всё плывет, во рту железо и соль... Тень нависла сверху:

— Да кто тебя спрашивает, придурок? Что значит — "не буду"? — сильные руки схватили меня за ворот, вздёрнули вверх, как нетяжёлый мешок. — У нас и показания на тебя есть — не хочешь полюбоваться?

Швырнув меня на табурет, отошёл к столу, открыл какую-то папку, выдернул из нее несколько листов, протянул мне. Я, изворачиваясь, показал ему скованные за спиной руки.

— А, это... Сейчас, — позвенев ключами, Лысый перестегнул наручники вперёд.