Всегда начеку

«Доставлен в тяжелом, предшоковом состоянии. Большая потеря крови. Правая нога разможжена ниже одной трети голени и держится на обрывках ткани. Разможжена также значительная часть левой стопы...»)

Первым подбежал постовой.

— Возьми мой пистолет, Герасимов, — сказал Безуглов. — И звони в райотдел. Чтобы Аршадского перехватили.

— Сергей Федотыч, надо ж вам помочь...

— Приказываю!

Подбежали рабочие, ремонтировавшие путь. Их бригадир сказал:

— Электричка на Москву через полчаса. Но с минуты на минуту пройдет дальневосточный. Остановим.

Остановили экспресс.

И он сделал еще одну непредвиденную остановку перед Москвой — на Яузе. Там, где железнодорожная больница.

...Крепчайшими нитями, не рвущимися, рассчитанными на огромную нагрузку, сшит этот человек. Не оборвалась и четвертая, самая тоненькая ниточка, на которой повисла его жизнь.

Газовая гангрена. Шесть труднейших операций. Полтора года по больницам. Протезы, костыли. И — гантели, турник, велосипед. А теперь и «Запорожец». Но предпочитает пешком. Без костылей. Машиной только на дальние расстояния. Вот в Мелекесс собирается на «Запорожце». Почему в Мелекесс? А там, в Приволжье, пионерская дружина имени капитана Безуглова. Давно обещал приехать, ждут его школьники. Он и сам ведь недавний школьник: пока лежал в больнице, закончил 9-й и 10-й классы...

Он по-прежнему в милиции. Ну, не на оперативной, конечно, работе, не участковым. В паспортном отделе.

...Я в тот раз, приехав к Безуглову, рассказал ему о случае в метро. Об инвалиде.

— Не инвалид это, — сказал Сергей Федотыч. — Урод. Моральный урод...

Владимир Малыхин ОГОНЬ СЕРДЦА

Крепость кетменя проверяется в поле.

Доблесть человека проверяется в делах. И если дела — россыпи щедрот горячего сердца, они оставляют след в жизни и памяти народа.

1 мая этого года я был в Ургенче. По главной площади мимо трибун катился поток праздничной демонстрации. В колоннах несли большой портрет незнакомого мне человека. Кто это?

Стоящий рядом мужчина поднял удивленно-укоризненные глаза и строго ответил:

— Николай Алексеевич Шайдаков!

Я сказал, что впервые приехал в Хорезм. Собеседник смягчился и рассказал: Шайдаков, чарджуйский рабочий, коммунист, в 1920 году пришел во главе красноармейских отрядов на помощь труженикам Хорезмского оазиса, восставшим против гнета ханов, хакимов, мухурдаров [11].

С тех пор минуло много времени.

Несколько лет назад Шайдаков умер.

Но память о нем живет в народе.

* * *

Биографии слагаются из действий и помыслов людей.

Бывает: прожитые годы — словно недолетевшие до цели стрелы.

Но есть другая жизнь — вся на переднем крае, где подвиг обычен, где сильнее оружия разит огонь сердца.

О таком нашем современнике и будет рассказ.

* * *

Мы говорим: тяжесть старой, дореволюционной жизни. Но всегда ли представляем себе эту тяжесть?..

Рахим Атаджанов познал ее очень рано.

Умер отец. Он еще не похоронен, гроб вынесен к арыку, на середину улицы. А через дощатую калитку дувала во двор уже вошел аксакал [12]и предъявил расписку: за чайрикером [13]Атаджаном остался долг. У семьи умершего нечего было взять. Тогда аксакал выгнал ее из дома.

В безутешном горе стояла мать с ним, трехлетним Рахимом, и его старшей сестрой у гроба отца.

...Шел 1913 год.

В году том с шумом и блеском отметил официальный Санкт-Петербург трехсотлетие империи «белых царей» Романовых. А здесь, в царской полуколонии, упивался властью хивинский хан — жестокий Исфендиар. Население на этой полосе земли, зажатой двумя среднеазиатскими пустынями — Черными и Красными песками, испытывало невиданный голод. Страшная засуха обрушилась на оазис: помертвели каналы, запустели поля.

Несчастье — удел бедняков. Нужда что песок на ветру, она иссушала людей, бороздила морщинами лица.

Маялась мать, за самую черную работу бралась. Но заработанных денег не хватало, чтобы прокормиться с детьми.

Сестра тринадцати лет пошла замуж.

Рахим сызмальства стал пасти байский скот.

Шло время...

Как набат, ворвались в эту, казалось бы, беспросветную жизнь вести о революции в России. Донеслось неслыханное: «Кто был ничем, тот станет всем!» Мир насилия рушился.

Ураган народного гнева достиг и далекой Хивы. Ханская власть была сметена.

До этих дней не дожила мать Рахима.

В Хорезмской Народной Советской Республике мальчик-сирота был взят на воспитание в детский дом.

* * *

Узнавшего солнечный свет не прельстит змеиная нора.

Когда в 1924 году Джунаид-хан, главарь басмаческих банд, осадил Советскую Хиву, среди защитников города был четырнадцатилетний Рахим Атаджанов. Вместе с другими детдомовцами он рыл окопы перед крепостными стенами, подносил артиллеристам снаряды.

Сын бедняка, он не желал, чтоб вернулась старая жизнь.

Части Красной Армии пришли на выручку осажденным. Разбитые басмачи бежали в пустыню. Разгром их довершил знаменитый рейд красных конников по пескам Каракума.