– Надюш, сегодня Юре от тебя больше всех досталось, – засмеялась Ольга.
– Правильно, правильно, Надежда, – благодушно хохотнул Градов. – Критикуйте меня побольше!
– Делать мне больше нечего!
Они подошли к подъезду, предстояло прощаться, а самого главного Ольга так и не сказала.
– Юр… Мы в субботу на пикник собираемся. Ты придешь?
Огромный Градов – «большая шишка», которому полагались водитель, охрана, крутые номера и всеобщий почет, – смутился вдруг как мальчишка.
– Нет, Оль… – Он даже галстук расслабил, словно тот начал его душить. – Мне кажется, Серега не хочет меня видеть… Мы, по-моему, поссорились…
– Да знаю я! Глупость это, а не ссора! Приходи, Юр… С Сергеем объяснишься, с Мариной наконец нормально поговоришь!
– Марина тоже будет?! – у Юрки загорелись глаза. – Точно?!
Такая горячность мэра рассмешила Надежду, она хмыкнула, но Градов тут же сник. И добавил:
– Да нет, она не придет, если я буду…
– Я поговорю с ней, Юр. И она обязательно придет! – заверила его Ольга.
Из подъезда вышел водитель с большим чупа-чупсом в руке.
– Дети подарили… – растерянно объяснил он. – Костик, Маша и…
– Дим Димыч! – весело подсказала Надя.
– Да, да…
– Дай сюда! – Градов забрал чупа-чупс. – В машине на зеркало повешу. Вместо мигалки у меня будет!
Все захохотали, водитель тоже, а Надя легонько толкнула Ольгу в бок, шепнула ей:
– Теперь точно помирятся. Мэр со своей леди! И Барышев со своим мэром!
Она согласилась поехать на берег реки только ради Ольги, которая почти час по телефону убеждала ее, что Градову надо дать шанс «объясниться».
И ради отца, который вдруг сказал:
– Марин, Оля права. Что-то в этой истории много белых ниток торчит. Давай съездим.
А еще – чтобы в последний раз побыть с Ванькой.
Потому что, кто бы там кого не понял, решение принято. И обжалованию не подлежит.
Потому что хватит шрамов на сердце. И ран в душе – хватит. Иначе можно озлобиться на весь мир, а Марине этого не хотелось.
Ей хотелось душевного равновесия и веры в людей. Хотя бы в некоторых.
Градов, увидев ее, не отвел глаза. И быстро, взахлеб, не обращая внимания на присутствующих, выпалил:
– Марин! Там охранник сменился! Первому я распоряжение дал тебя пропустить, а второй… Я его уволю, хочешь?!
Она отрицательно покачала головой и улыбнулась – не казнить же его презрением из-за нерадивых охранников…
Барышев о чем-то коротко переговорил с Градовым у костра, и они ударили по рукам.
– Помирились, – улыбнулась Ольга, нанизывая мясо на шампуры.
Все равно это не могло уже ничего изменить.
Потому что хватит шрамов на сердце.
Особенно – Ванькином.
Он тоже должен научиться доверять людям. Но уже без нее.
Марина посмотрела, как дети играют в мячик у речки. Ванька конечно же вел игру. Даже Машкой командовал, объясняя, как правильно подавать мяч.
– Марин, у Вани нет аллергии? – спросила Надя, доставая из багажника корзинку с отборной клубникой.
– Нет, все подряд ест. А клубнику просто обожает! Еще… он черешню любит, особенно желтую. А вот мясо есть не заставишь! Шашлыки, правда, другое дело… – Она поймала себя на том, что чересчур увлеклась подробностями о Ваньке, и замолчала…
Она не должна говорить о нем как о родном сыне. Потому что он – чужой ребенок…
Так хотят все – опека, Градов, государство, в конце концов. Разве против такой силы попрешь?
Мячик улетел далеко в речку, и не было никакого сомнения, что Ванька бросится за ним.
– Ваня! Стой! Там глубоко!
– А мы поплывем! – крикнул Ванька, снимая шорты. – Костя, за мной!
– Стойте! В машине второй мяч возьмите! – распорядилась Ольга, и что-то в ее голосе было такое, что дети послушно надели шорты и побежали к машине.
– Спасибо, – перевела дух Марина и снова подумала: «Ванька мне чужой. Надо привыкать к этой мысли. И его приучать».
Раздался плеск – за мячом, разрезая воду взмахами опытного пловца, плыл Юрка Градов. Шел уверенно и красиво – летел, как торпеда, – и даже промахнулся мимо мяча, вернулся и поплыл с ним обратно.
– Вот…
Он почему-то принес этот мячик ей с видом верной собаки, безупречно выполнившей команду «апорт». Марина спиной чувствовала – отец смотрит на них, ждет: помирятся, не помирятся…
А какая разница, если решение ее неизменно, и кому как не отцу это знать.
– Марина, прости меня…
В искренности Юрки нельзя было усомниться – он стоял перед ней мокрый, в одних плавках, с несчастными глазами собаки, которую выгнал хозяин. Еще немного – и упадет на колени. Но это все равно не могло ничего изменить.
– Прости! Я не буду оправдываться, виноват! Я помогу тебе с Ванькой! Обязательно! Поверь мне, пожалуйста!
Чтобы он не бухнулся на колени, Марина схватила его за руку:
– Я уволилась, Юра. Я уезжаю с папой.
Она развернулась и пошла к костру, ощущая колкую траву под босыми ногами…
Наверное, он все же упал на колени, потому что отец, глядя на них, горестно покачал головой, Барышев отвернулся, а Ольга сочувственно улыбнулась.
– А как же Ванька? – услышала она за спиной.
– А Ванька – не мой ребенок. Во всяком случае, этого все хотят…
Утром Ольга проснулась от громкого голоса Барышева, который втолковывал кому-то по телефону: