– Да уж не по работе… Цветов приволок столько, что дома не протолкнуться. – Надька всхлипнула и, уже не таясь, заплакала. – Оля, и зачем его черт принес?! Да еще с таким веником…
Наверное, Сергей ему сказал, что живет сейчас в другом городе… И не уточнил, что с женой. И Погодин помчался в Москву в надежде застать ее дома одну.
Обида так захлестнула Ольгу, что к глазам подступили слезы, а к горлу – комок. То есть Барышев не только все понял, но и дал зеленый свет своему сопернику на безумные поступки, тихонько над ним посмеявшись! А может быть, и над ней?!
– Ты почему плачешь, Надь?
– Да так… день неудачный. А ты?
– Получается, и у меня неудачный. Пока…
В комнату зашел Барышев, увидел ее лицо, привычно обнял, привычно спросил:
– Что-то случилось?
– Нет, ничего…
Каков вопрос, таков и ответ.
Как будто он не знал, что случилось.
– Вы к кому? – перекрыл ей дорогу двухметровый охранник.
– Здравствуйте. Я к Юрию Владимировичу Градову.
– Пропуск заказан?
– Нет… Он сказал, что я могу так прийти… – Это было унизительно – оправдываться, но ради Ваньки…
– Зайдите в бюро пропусков. Если вам выписан документ, то пройдете. Вы, кстати, знаете, что у Градова сегодня неприемный день?
– Но он сказал… – только ради Ваньки Марина предприняла еще одну попытку.
– Извините. У нас нет никаких особых распоряжений относительно вас. Вход по пропускам и по предварительной записи. – Он повернулся к ней спиной.
Марину кто-то толкнул, проходя через турникет – кто-то, у кого был этот самый пропуск и «предварительная запись». Она развернулась и обреченно пошла к выходу.
Все. Последняя дверь захлопнулась перед ее носом. И захлопнул ее Юрка Градов – влюбленный с детства, два раза просивший руки…
Слез не было. Хотелось закричать, завыть и забиться в темный угол, чтобы никто не видел ее отчаяния.
Даже отец.
А особенно – Ванька.
Дядя Гена схватил его за руку, когда Сергей утром в приподнятом настроении садился в машину.
Вырос, словно из-под земли, крепко взял за локоть и потянул к себе.
– Погоди…
– Дядь Ген! А вы почему не зашли?
– Погоди… Разговор есть. – Геннадий Валерьевич прикурил «беломорину», и по тому, как тряслись его пальцы, Барышев понял, что разговор этот будет очень неприятным.
– Да что случилось, дядь Ген?! Давайте в машину сядем…
Геннадий Валерьевич с досадой отмахнулся от его предложения и со злостью, которую в нем трудно было заподозрить, выпалил:
– Юрка-то твой! От Марины заперся! Охрану от нее выставил! Она насчет Ваньки хотела поговорить, а он… Эх! – Он отшвырнул «беломорину» и уже не со злостью, а с болью сказал: – Его еще только вчера выбрали, а он уже от людей в кабинете заперся! Что же дальше-то будет?!
– Дядь Ген, подожди, успокойся… Не может такого быть!
– Что не может?! – закричал лучший друг отца, которого Барышев всю жизнь видел исключительно улыбающимся. – Она плачет, дома сидит! Боюсь одну ее оставлять, как бы с собой что не сделала! Выходит, не зря она за него замуж не пошла! Как чувствовала, что за фрукт!
– Я разберусь, – только и мог сказать Барышев, чувствуя, как закипает внутри ярость.
– Разберется он… Чего теперь разбираться… Эх! – Дядя Гена развернулся и пошел прочь – сутулой спиной и шаркающей походкой выражая свою боль и отчаяние.
Барышев сел за руль и резко рванул с места, сказав вслух:
– Гад… Ну и гад же ты, Юрка… Марко Поло хренов!
Несостоявшийся путешественник и новоявленный мэр сидел на новом рабочем месте и, закусив от усердия губу, точил карандаш детской точилкой в виде пингвиненка.
– Здорово, олигарх! – не прерывая своего трогательного занятия, кивнул он гневно открывшему дверь Сергею. – А чего ты приехал? Ты ж на завод сегодня…
– Юр, как это понимать?! – еле сдерживаясь, чтобы не схватить нового мэра за грудки, спросил Сергей. – Почему Марину к тебе не пустили?! Ты же знаешь, зачем она приходила!
– Марину?! – Юрка выронил пингвиненка, и труха из точилки высыпалась на роскошный «мэрский» ковер. – Марину не пустили?!
– Не ожидал я, Юрка, от тебя такого… – сквозь зубы процедил Барышев. – Как же мы это с отцом проглядели, что в тебе такая гнильца завелась?
– Серег, я не знаю… Там, наверное, с пропусками что-то… – пробормотал Градов, бледнея.
– Это не с пропусками, Юр. Это с тобой – «что-то»…
Барышев развернулся и вышел, выразительно хлопнув дверью.
Права, получается, Машка – власть портит людей.
И романтический Марко Поло не исключение…
За ночь он выпил бутылку виски и через Интернет нашел покупателя на свой новенький «айпэд».
К чему он ему?!
Вырученных денег хватило на… огромный букет английских роз «Пэт Остин», таких же огненно-рыжих, как ЕЕ волосы. Все букеты рядом с этим выглядели плебейскими – даже тот, бордовый.
В девять утра он постучался в калитку. Если уж держать дистанцию, то – виртуозно, красиво, с профессионализмом настоящего гонщика.
Надя распахнула дверь почти мгновенно, словно ночь провела возле нее, ожидая звонка.
– Я приехал попрощаться, Надя. Спасибо за все. И будьте счастливы.
Букет заслонил ее лицо, поэтому он не видел, а только услышал слезы в ее словах:
– Спасибо. Успехов вам… на новой работе…