Этот праздник жизни мог бы обойтись без нее. Как это объяснить Теодору, Тимуру, девицам из креативного, художникам и Нине Наумовне, бросавшей на нее тревожные взгляды? Впрочем, смотрели время от времени все. Особенно когда она поднимала бокал – ждали, наверное, подтверждения, что она запойная алкоголичка.
Противно.
Она не сделала ни глотка. Хотя желание выпить свербило где-то под ложечкой, а нервы все больше сдавали из-за этих довольных лиц, банальных тостов и моря спиртного.
– Я заказал ваше любимое вино! – жарко зашептал Теодор в ухо. – Я узнал от Димы! Вы изменили вкус?
– Успокойтесь, у меня все в порядке со вкусом. Изменилась я сама.
Интересно, если выплеснуть вино из бокала ему в лицо – он отменит заказ?
– Да, да, да, – скорбно пробормотал немец. – Я вас понимаю! Я вам хочу сказать…
– Ничего не надо…
Или все-таки выпить вина, чтобы он успокоился? И плевать на строгие взгляды Нины Наумовны, в конце концов, ее можно уволить прямо сейчас. Чтобы не контролировала.
– Но я ехал, чтобы сказать! – Теодор обнял ее за плечи, сократив дистанцию до интимной. – Это мой долг! Дима мой друг!
– Я сейчас уйду! – Надя скинула его руку и встала.
Немец секунду удивленно молчал, потом, умоляюще прижав руки к груди, произнес длинную тираду по-немецки. Глаза его извинялись…
Все за столом замолчали, в напряженном ожидании уставились на Надежду. От нее сейчас зависела их судьба.
Их квартиры, машины, учеба детей, одним словом – кредиты. Даже у Нины Наумовны дрогнули губы – не подведи! Новую работу искать замучаешься.
– Пожалуйста, давайте отмечать подписание договора, – улыбнулась Теодору Надя. – И только.
Она взяла свой бокал, с вызовом посмотрела Нине Наумовне в глаза, выпила до дна.
– Ура! – хором закричали спасенные сотрудники и зааплодировали. И Нина Наумовна – закричала и зааплодировала.
– Да! Отмечать! Еще! – Теодор занес бутылку над ее бокалом.
– Да! – весело подтвердила Надя. – Еще!
Сверкающе-рубиновая струя, хлынувшая ей в бокал, вызвала вдруг отвращение. Сделав вид, что отпила глоток, Надя поставила бокал на стол и вышла из-за стола, прихватив сумку. С виноватой улыбкой она глазами указала Теодору на дамскую комнату. Немец понимающе закивал, а остальным до нее и дела уже не было… Квартиры, машины, учеба детей, одним словом, кредиты – были спасены на ближайшее время.
Надя выбежала на улицу и подняла руку, чтобы поймать такси…
Прошел почти час, а рыжей директорши все не было.
А ему показалось, что она сбежит через двадцать минут. Ну… максимум – через тридцать.
Такое у нее было лицо.
С таким лицом не обмывают в ресторане удачную сделку.
С таким лицом… слушают пятый концерт Бетховена. Или – глушат горькую в одиночестве.
Олег знал, что после смерти Димки она стала пить. Но – не думал, что у нее такое прекрасное, трагическое, нет – демоническое и в то же время одухотворенное лицо.
Рыжие волосы – как у ведьмы и как… у ангела. Глаза зеленые, как…
Как у его мамы.
Мама умерла в прошлом году, и последними словами ее были: «Олежек, лишь бы ты был счастлив»…
Он бы и был. Если б не та авария… Переломало его всмятку, а счастье, как оказалось, инвалидов не любит. Оно отворачивается, забирая жену, работу, оставшееся здоровье и веру в доброе-вечное.
Хорошо, что мама не дожила до того дня, когда Лена, подкрасив губы яркой помадой, сказала:
– Олежек, я устала тебя жалеть. Я уезжаю.
И уехала – с его лучшим другом в Канаду.
А он продолжал с остервенением тягать гантели и изнурять себя физическими нагрузками, чтобы заставить изломанное тело ходить. Чтобы снова стать кандидатом на счастье, только с поправкой – никого не пускать больше в свое сердце. Ни жен, ни друзей. Дистанция – вот правило, которое должно работать и в гонках, и в жизни.
Чего уж там говорить – директорша поразила его. Запить с горя куда достойнее, чем «устать жалеть».
Повезло Димке… То есть конечно же не повезло в том смысле, что его авария не оставила ему шансов на жизнь, но если бы оставила… Если бы изломала и даже посадила в инвалидное кресло, его жена никогда не сказала бы: «Я уезжаю».
Значит, дистанция – не главное правило? С ней не выиграешь гонку и упустишь что-то важное в жизни.
Олег прикурил сигарету и с наслаждением затянулся.
Сегодняшнее открытие стоит того, чтобы просидеть тут и час, и два… И доставить в целости и сохранности жену Грозовского домой, хотя бы в благодарность за то, что он для него сделал…
Или нет, не в благодарность, а просто так – за то, что существуют женщины, которые с горя пьют. И на бизнес им наплевать, и на немцев с их выгодными заказами.
Только тут он заметил, что женщина, голосующая прямо перед его капотом – это Надя. Олег, перекинувшись через пассажирское сиденье, распахнул дверь:
– Куда вас отвезти, Надежда Петровна?
Она отпрянула, но тут же взяла себя в руки и вполне директорским тоном спросила:
– Что вы тут делаете?
– Я пытаюсь узнать, куда вас отвезти.
– Почему вы не уехали? Я не просила меня ждать!
Кажется, она его отчитывала. Кажется, даже могла уволить. Олег улыбнулся. Ее гнев был приятен, как холодный ливень во время жары.