Всегда говори «всегда» – 2

Чего выгибается тут, как кошка, ноги свои разглядывает и глазами томно поводит? Ну, пожалела ее Надя утром, и что? Что за намеки тут теперь на «толстые обстоятельства», как говорил когда-то комендант фабричного общежития.

– Что может-то? – Надя уперла руки в боки, давая понять, что намеков она не понимает.

– Да ничего. Ладно, пока! Мне еще со слоганом тут посидеть надо.

Дарья соскользнула со стола и ушла с грацией дикой тигрицы.

Надежда взяла телефон, набрала Диму. Никто не ответил.

Заснул, наверное, бедненький, с нежностью подумала Надя, вспомнив, каким замотанным к концу дня выглядел Грозовский – встал рано, торчал в пробках, воевал с рабочими, которые тянули с ремонтом, носился на переговоры с заказчиками…

Она сунула телефон в сумку, выключила свет в кабинете и вышла, отчетливо представляя, как Димка спит на диване в одежде, не реагируя на разрывающийся от звонков мобильник…

Телефон трезвонил где-то в недрах кармана Надькиным вальсом, но взять его Дима не мог – руки были заняты пакетами. Он едва ли не зубами открыл дверь, ввалился в квартиру, бросил пакеты на пол и перевел дух.

Утомительное это дело – романтический ужин.

Грозовский включил свет и не удержался – на секунду зажмурился. Его квартира в стиле хай-тек превратилась в расписную кибитку. Со стены смотрели котята с бантами на шее, обрамленные золотой рамкой, на полке два фарфоровых ангелочка играли на флейтах и строем стояли слоники мал мала меньше, в углу жался огромный подсвечник «под золото», над головой от малейшего движения звенели китайские колокольчики, а возле зеркала восседал огромный пузатый Хотей. Как объяснила Надя, надо было потереть пузо этому толстому бронзовому дядьке и… то ли денег прибавится, то ли желание сбудется.

Грозовский перевесил картину котятами к стене, повернул ангелочков флейтами к ней же и… потер пузо Хотею – пусть его первый кулинарный опыт удастся.

Из горы пакетов он выудил букет остропахнущих лилий и свечи. Свечи вставил в подсвечник, ладно, пусть живет этот монстр, пусть пользу приносит, а лилии еле впихнул в розовую вазу с орнаментом – горлышко оказалось очень узким.

После всех этих действий Дима почувствовал сильную усталость. Вот бы сейчас, не раздеваясь, упасть на диван и проспать до утра…

Но он собрал волю в кулак и потащился на кухню.

Ничего глупее кулинарной книги он никогда не читал. Как это – взять сто двадцать граммов сливочного масла? Где тут у Надьки аптекарские весы?

Дима огляделся, надел фартук. Ну, шесть яиц – это понятно… А как отделить белки от желтков? Они, эти кулинары, фокусники, что ли? Он нашел в инструментах шило, проткнул яйца с двух сторон и через дырку попытался выдуть белок в миску. Ничего не выдулось. Да ну его к черту, решил Грозовский, и, расколотив яйца ножом, отправил в миску их содержимое. Какая разница – белок, желток?

Растереть со стаканом сахара, прочитал он в кулинарном талмуде. Чем растереть, пальцами, что ли? Интересно, где Надька сахар берет? Ладно, потом разберемся…

С мясом он справился быстрее – выложил готовые стейки на сковородку и поставил на слабый огонь.

С десертом, правда, пришлось распрощаться – стеклянную миску с яйцами он смахнул на пол, когда в шестой раз отмерял на глазок «сто двадцать граммов» сливочного масла. Миска разлетелась по кухне миллионом осколков, а яйца растеклись по полу большой скользкой лужей.

Самым трудным оказалось найти половую тряпку. Ее не оказалось ни в ванной, ни в туалете, а где еще могла быть эта чертова тряпка, Грозовский не знал. Он включил пылесос и «засосал» яйца с каким-то злорадным чувством мести за неотделенный желток…

Чтобы совсем не провалить ужин, он поставил на стол в гостиной бутылку вина, бокалы и… развернул котят обратно.

Если Надька каждый день вот так, с риском для жизни, готовит завтрак, обед и ужин, можно потерпеть этих животных. И ангелы пусть играют на флейтах… И слоны строем идут… И Хотей, этот бронзовый шарлатан, пусть занимает полкоридора…

В голову вдруг пришла дельная мысль, и он взял телефон.

Запах гари Надежда почувствовала еще в подъезде. Заподозрив неладное, она своим ключом открыла дверь и ворвалась в квартиру.

В страшном чаду на кухне Димка стоял на коленях и собирал осколки ее любимой голубой мисочки. Почему-то в носок. Почему-то в ее сиреневом фартуке с заячьей мордой на груди.

На сковородке догорал стейк. Горка других, таких же обгорелых, лежала на тарелке, украшенная помидорами черри.

Надя ринулась к плите, выключила огонь.

– Господи! Что ты тут делаешь?! – Она оглядела разгром на кухне.

Разнокалиберные куски сливочного масла лежали в тарелках, посуда из шкафов валялась на полу, но больше всего ее поразило шило на столе.

– Ты не поверишь, но я решил приготовить романтический ужин. – Дима встал и потряс носком. В носке загремели остатки любимой мисочки.

– Ты… ты посмотри, чего ты тут навалял, мне ж это два дня разгребать!

– Не драматизируй. Я считаю, что справился с минимальными потерями. – Грозовский кивнул на гору горелых стейков, украшенных черри, и опять зачем-то потряс носком. Осколки снова мелодично зазвенели.