Всегда говори «всегда»

Было первое сентября. Ольга с Грозовским возвращались с очередных переговоров. Он остановил машину на светофоре и, постукивая пальцами по рулю, ждал, когда наконец загорится зеленый. Ольга смотрела в окно. На бульваре, у памятника, толпились первоклашки – нарядные, с букетами… Как-то там ее дети?

– Дим! – Ольга покосилась на Грозовского. – У тебя есть знакомый адвокат, который разбирался бы в семейном праве?

Грозовский наморщил лоб, задумался:

– Насчет семейного права я как-то не в курсе. Есть просто хороший адвокат. Что? Решила тяжбу начинать?

Ольга кивнула:

– Да. Твой адвокат – он точно хороший?

– Когда у адвоката такое имя, значит, он точно хороший!

Светофор наконец переключился, машина тронулась с места.

– А… какое у него имя?

– Илларион Израилевич.

– Ого!

– А то! Ну, раз решила тяжбу затевать, значит, пошли в ресторан.

– Прямо сейчас?!

– Почему нет? Считаешь, мы не заслужили?

…Они долго и с удовольствием обедали, а потом долго и с удовольствием пили кофе. Но после кофе Грозовский, видимо, решил, что хорошего помаленьку.

– Хочешь, испорчу тебе настроение? Знаешь такую фирму «Строймастер»?

Ольга закурила, пожала плечами:

– Кто ж ее не знает?! В метро щиты, на Садовом кольце щиты… Возле нашей конторы тоже щиты. Между прочим, все довольно бестолковые.

– Вот именно, – согласился Грозовский. – Щиты бестолковые. Рекламной политики никакой. Генеральный – медведь, бурбон, монстр; замы – старые пердуны. Денег, само собой, куры не клюют. И теперь все это – твоя докука.

Ольга поперхнулась дымом:

– Как… моя? Что значит… моя?

– То и значит. Твоя и твоего отдела.

– Какого моего отдела?!

– Я тебя повышаю. – Грозовский довольно оскалился, продемонстрировав два ряда великолепных зубов. – Как хорошего работника. Ты теперь будешь начальником отдела. И твой отдел вот прямо с понедельника начинает заниматься «Строймастером», и его корпоративной рекламой, и его бурбоном и монстром, и всеми остальными прелестями. Готова?

Ольга была совершенно не готова к такому повороту. Что значит с понедельника? Какой, к чертям, отдел? Каким еще начальником? У нее уже есть начальница – Дарья. Но Грозовский объяснил, что Дарья это место занимала временно, была, так сказать, ИО, исполняла обязанности. Грозовский ей сразу сказал: на начальника ты не тянешь. Да она и сама не дура. Все понимает.

– Кроме того, «Строймастер» может вытянуть только гений. А гений у нас в конторе один – это ты. Ты справишься, я знаю.

Ольга принялась отнекиваться. Она никогда не имела дела с бурбонами и монстрами, да еще с такими, у которых денег куры не клюют. И ужасно трусила.

– Да ладно тебе! – Грозовский ее пессимизма не разделял. – У меня вон тоже денег куры не клюют. Но я же душка? В общем и целом? И вообще: ты у нас девушка закаленная, и детей тебе с этим строймастером не крестить. Так что давай. Вперед. Чего ты в панику ударилась?

Ольга замялась:

– Н-не знаю. Пожалуй, неожиданно очень все…

Но Грозовский считал, что вся прелесть как раз в том, когда неожиданно. Он заказал какое-то особенное вино – урожая то ли 78-го, то ли 87-го года – и долго объяснял Ольге, чем хорош именно этот год и как правильно такое вино пить, чтобы распробовать букет. Ольга, правда, все равно никакого особенного букета не почувствовала. Вино было терпкое, чуть кисловатое, легкое. Но, видимо, все-таки что-то такое в урожае 78-го года было, потому что после второго бокала Ольга совершенно перестала бояться монстра и бурбона из «Строймастера».

Потом Грозовский вел ее к машине, придерживая за талию, и она сквозь одежду чувствовала его руку – очень мужскую руку.

– Я так понимаю, что должен целомудренно отвезти тебя домой. И интим не предлагать, правильно?

Рука чуть продвинулась вверх. Ольга улыбнулась:

– Мы же сразу решили.

– Ну да, ну да… – Грозовский говорил тихо, в самое ухо. – Когда ты в первый раз пришла и ни за что не соглашалась уволиться со своего консервного завода…

– Швейной фабрики…

– И у тебя такая кофточка была романтическая. Романтическая, романтическая… самопального пошива…

Его губы почти касались Ольгиных волос.

– Димка, прекрати…

Он прекратил. Отвез ее домой, довел до подъезда. В высшей степени целомудренно. Никакого интима. Но в этих целомудренных проводах до подъезда было столько электричества, что, казалось, еще чуть-чуть – и искры полетят.

На следующий день электричество это никуда не делось. И через два дня, и через неделю. Это было совершенно ново, необыкновенно, захватывающе – и очень страшно. Очень.

По вечерам, оставшись в офисе одна, Ольга звонила подруге жизни Наде Кудряшовой и жалобным голосом спрашивала, что же ей теперь делать.

– Нет, ты послушай меня, послушай… Он богатый, красивый, холостой, и я до смерти его боюсь. Надя, у меня никогда никого не было, кроме Стаса! А он совсем другой человек! Он на мне не женится, даже если я останусь последней женщиной на Земле! Просто сейчас я ему полезна, и он… нет, ему кажется, что он мной интересуется!

– Оль, а ты что, замуж за него очень хочешь?

Надежда, как всегда, смотрела в самый корень.

– Нет, наверное… Я вообще замуж не хочу… Я детей хочу отсудить…